Жизнь и чудеса Серафима Саровского

.

Падение с колокольни в детстве, дружба с медведем, нападение разбойников, тысячедневное моление на камне — нередко от скептиков можно услышать, что все эти сюжеты из истории Серафима Саровского слишком уж похожи на красивые древние сказания. Действительно, один из самых известных святых Русской Церкви окружен аурой чуть ли не мифологического героя.

Недавно в серии «Жизнь замечательных людей» вышло огромное исследование, посвященное детальному анализу жизни саровского подвижника. За этой книгой стоит многолетний и кропотливый труд, и ее публикация закономерно стала самой настоящей сенсацией. Накануне дня памяти преподобного Серафима Саровского мы решили поговорить с автором этой книги, историком Валентином Степашкиным, о том, что же известно о жизни и подвиге одного из самых таинственных святых в истории нашей Церкви.

— Валентин Александрович, сегодня некоторые знаковые сюжеты в жизни Серафима Саровского — например, падение с колокольни или его дружба с медведем — многим кажутся красивой выдумкой. А к какому выводу пришли лично Вы в своем исследовании?

— Пройдя путь многолетних исследований и перебрав множество документов, я могу сказать со всей ответственностью, что у нас нет никаких оснований оценивать эти сюжеты как выдуманные. Все события, присутствующие в традиционных жизнеописаниях преподобного, подтверждаются документально. Однако, конечно, есть еще и целое пространство различных преданий, ряд устоявшихся в народном сознании сюжетов, о котором, видимо, вы и говорите. Некоторые из них иногда не совсем или совсем не соответствуют действительности.

Дело в том, что основными источниками сведений о жизни преподобного Серафима Саровского, как известно, послужили воспоминания монашествующих Саровской пустыни. Сами же паломники дополнили их новыми подробностями. Естественно, случалось, что эти дополнения были некорректными. Например, я этот случай привожу в своей книге, падение с колокольни произошло в Курске, а жители Сарова впоследствии переместили это событие на нижегородскую землю. Кроме того, документы показали, что в тот период жизни преподобного колокольня, с которой он упал, была еще не достроена. То есть святой упал со строящегося здания. Однако факт самого чуда — что он выжил после такого страшного падения — сомнений не вызывает.

В тех же самых сказаниях говорится о том, что семья Мошниных (родители святого Серафима — Прим. ред.) была очень богатой что они были зажиточными купцами что матушка преподобного, выходя с Прохором (имя святого до пострига. — Прим. ред.) на улицу, раздавала всем подарки. Однако те архивные документы, которые мне удалось найти и в Москве, и в Курске, говорят о том, что все-таки это была обычная купеческая семья третьей гильдии — самая низшая страта в этом сословии. И они, по-видимому, вынуждены были очень много работать, крутиться и хлопотать, чтобы сводить концы с концами.

Вспоминая знаменитый сюжет с медведем, я в своем исследовании замечаю, что он, по всей видимости, был несколько приукрашен учеником святого Серафима схиигуменом Серафимом (Толстошеевым). На самом деле рядом с кельей преподобного находился огород, где святой выращивал для себя овощи. Здесь же он обустроил и несколько ульев для пчел. Естественно, что на запах меда к нему из леса иногда приходил и медведь, которого святой, хоронясь за заборчиком, угощал своим медом. А вот рассказы, присутствующие в некоторых изданиях, о том, что к Серафиму Саровскому, якобы, со всех сторон приходили разные звери и проползали гады, которых он кормил и которые с ним как-то общались, я отвергаю. Убежден, что это домыслы, которые очень далеки от реальной жизни и от подлинного подвига преподобного.

Относительно стояния преподобного Серафима на камне, которое, как пишет Николай Мотовилов и другие первые биографы святого, продолжалось тысячу дней и тысячу ночей, то это, как мне кажется, такая своеобразная символическая достройка к реальности. Очевидно — у нас на этот счет даже есть свидетельство игумена, который лично слышал это от самого преподобного, — святой нес особый молитвенный подвиг на этом камне, и нес он его регулярно. Рассказы же о том, что продолжался он именно тысячу дней и ночей, кажутся мне очевидным приукрашиванием. То есть всерьез эти цифры воспринимать не стоит, как, впрочем, и многие другие свидетельства оставленные Мотовиловым — он, судя по всему, был душевно нездоровым человеком, о чем я также подробно пишу в своей книге.

Наконец, о крестьянах, которые, как рассказывается в житии, избили Серафима, у нас действительно есть некоторые свидетельства жителей близлежащих сел. (Согласно житию, крестьяне-разбойники жестоко избили преподобного, когда он жил отшельником в лесу, и думали нажиться в его келии «церковными богатствами». Ничего не найдя, они сбежали с места преступления. Преподобный Серафим, истекая кровью, еле добрался до Саровского монастыря и чудом остался в живых. Когда же преступников нашли, святой лично ходатайствовал об их помиловании.— Ред.)

По всей видимости этот сюжет — реален, и преподобный прошел через это испытание, и прошел его с честью, попросив, как вы помните, чтобы никого из причастных к этому разбою не наказывали. Единственное, во что мне не особенно верится, так это в некоторые более поздние дополнения к этому сюжету: что, дескать, Бог этих крестьян-разбойников через некоторое время все-таки покарал и сжег их дома. Лично я не могу поверить в то, что милостивый Бог, даже несмотря на то, что сам Серафим Саровский простил своих обидчиков, все равно решил наказать их. Мне кажется, это просто выдумка каких-то не особенно грамотных людей.

— Вы сказали, что нельзя доверять многому из того, о чем писал Мотовилов. Но ведь именно в одном из диалогов с ним святой Серафим говорит о стяжании Духа Божьего как главной цели христианской жизни. Эти слова для многих верующих — ключевые для понимания того, каким был и чему учил преподобный. Неужели этот текст также может вызвать сомнения?

— Я историк, а не богослов, и поэтому могу говорить о конкретном документе, а не о том, соответствует он учению святого или нет. Есть документ и есть стандартные для исторической науки процедуры по его верификации. Так вот, «Беседа преподобного Серафима с Н. А. Мотовиловым. О цели христианской жизни» вызывает, строго говоря, мало доверия как свидетельство о реально состоявшемся разговоре. При этом, например, знаменитое высказывание преподобного: «Стяжи дух мирен и вокруг спасутся тысячи» присутствует не только в беседе с Мотовиловым, а потому его соответствие реальности можно доказать.

Точку в вопросе, который вы задали, должны поставить богословы — это их прерогатива, на которую я, конечно, посягать не имею права. Всех же интересующихся читателей я вновь отошлю к своей книге, где проблеме источников наших знаний о преподобном Серафиме я посвятил многие страницы.

Фрагмент из «Беседы преподобного Серафима с Н. А. Мотовиловым. О цели христианской жизни».

«У меня не было цели разоблачать житие святого»

— Вот Вы увидели, что в реальности некоторые ключевые истории в жизни святого или происходили не так, или вовсе не происходили. Но по какой причине такое видение в среде верующих сложилось? Это простая человеческая тяга к чудесному? Или за этим стоят какие-то более сложные законы христианского и конкретно православного мировидения?

— Повторюсь, что наиболее значимые моменты в биографии преподобного — падение с колокольни, кормление медведя, моление на камне — нельзя обойти. Они реальны, памятны, отражены на литографиях, иконах, которые располагались в красных углах не только крестьянских изб. Я лишь поправил некоторые из них по архивным документам.

Также хочу заметить, что среди первых биографов преподобного не было настоящих литераторов. Были малообразованные очевидцы, которые, порой стремясь к украшению биографии старца, теряли чувство меры. Например, желание показать преподобного Серафима как человека преодолевающего все жизненные тяготы, полагаясь только на собственные силы, привело к тому, что долгое время замалчивалось имя его послушника — Павла.

В этом смысле показательно, что, например, вокруг оптинских старцев мы не встречаем такого наслоения различных преданий. И связано это как раз с тем, что Оптина пустынь, по сравнению с Саровским монастырем, более древняя обитель — жизнеописания старцев создавались здесь, можно сказать, профессионалами своего дела. Саровская же пустынь была в основном крестьянская, и «Сказания» о преподобном, образно говоря, писал простой народ. Поэтому и текст порой кажется примитивным — я, кончено, имею в виду первые биографии.

Однако стоит заметить, что подобное домысливание жизни знаменитого человека — постоянно встречающееся явление. Такова судьба всех, чья биография притягивает к себе тысячи людей. Она же ведь как-то воспринимается, интерпретируется, транслируется, и в процессе такой рефлексии всегда возникают какие-то сбои, которые иногда искажают реальную историческую фактуру.

В этом-то и состоит задача исследователя — убрать такие наслоения и добраться, по возможности, до действительности. Не даром и эпиграфом к своей книге я выбрал слова именно игумена Саровской пустыни Исайи (Путилова): «Подлинно как уменьшение истинности в описаниях праведных мужей и чего-либо достойного замечания, так и излишняя похвала их отнимает честь у них». К сожалению, первые биографы, да и биографы нового времени, не всегда следовали по этому пути.

— То есть речь идет именно о человеческой слабости, о желании разглядеть сверхъестественное во всем? Почему же тогда Церковь не корректирует то, что явно приукрашено в жизнеописании Серафима Саровского?

— Во-первых, прошло еще слишком мало времени, чтобы вносить такие правки. Документы опубликованы мною только сейчас, а Церковь никогда никуда не спешит, особенно в тех вопросах, которые касаются жизни таких значительных святых, как преподобный Серафим. И это, на мой взгляд, мудро.

Важно, что события, изложенные именно в официальном, принятом Церковью житии святого — сомнений не вызывает. Сразу же после канонизации церковная цензура отцеживала из жизнеописания святого все, что было явно окрашено людской фантазией.

Во-вторых, я вообще не сторонник того, чтобы в жития святых вносились какие-либо существенные правки на основе даже самых добросовестных исторических исследований. Агиографический жанр — это не историческая хроника и не сборник свидетельских показаний. Это рассказ о христианском подвиге реально существовавшего человека, который формируется и пишется по совершенно иным канонам — с акцентом на проявления его личной святости, на моменты, через которые все больше и больше проступает процесс преображения человека. В конце концов, мы же ведь не сравниваем икону и картину — они из совершенно разных миров и, очевидно, служат разным целям. Также и здесь. Нужно всегда помнить об этой границе и не стирать ее.

— Какую же цель Вы ставили перед собой в своем исследовании?

— Помочь увидеть описываемую личность с исторической точки зрения. Однако этот ракурс ни в коем случае не заслоняет ту целостную реальность, которую открывает нам житие. В процессе написания книги мною не ставилась задача разоблачения этого жития или каких-либо мифов. Впрочем, и сами мифы имеют право на существование, так как за ними всегда можно найти завуалированную правду, которая описана не научным языком, а иным, а значит и расшифровывать этот «текст» нужно иначе.

Найденные мною в архивах и книгах факты приводятся для исправления тех несоответствий, которые были допущены исследователями, литераторами прежних поколений по вполне понятному незнанию данной темы. Ведь на руках у них еще не было тех документов, которые имелись у меня.

Также важно понимать, что никакого конфликта между исторической проработкой того или иного материала и устоявшимся житием — нет. Просто есть разные способы работы, разные цели, способы интерпретации. Во Франции, например, существуют описания жизни святых для самых разных людей. Это и каноническая агиография, и переложения для католиков, и исследования для светских людей, и даже комиксы для детей.

— Ваше исследование не навязывает никаких выводов. Но сегодня люди часто склонны не спокойно относиться к фактам, а сразу приступать к интерпретации. И вполне вероятно, что найдутся те, кто скажет: это, мол, и требовалось доказать — Православие держится на сказках, которым верят люди без критического мышления. Что бы Вы на это ответили? У Вас самих такого вопроса не возникало?

— У меня не возникало. И нельзя сказать, что Православие держится на сказках. Иначе история Церкови не исчислялась бы уже двумя тысячами лет. Различная интерпретация исторических фактов и событий присутствовала и раньше, присутствует сегодня — и без этого, вероятно, не обойтись. Это совершенно нормально.

Для меня во всем этом важнее другая мысль: бывают такие жизненные ситуации, когда человек готов поверить в любое чудо, стремится ощутить его на себе, и порой оно происходит, вопреки утверждениям скептиков. Такие ситуации выпадают за пределы внешних научных штудий, потому что относятся они к явлениям совершенное иного порядка. Это как бы внутренние, личностные «узловые моменты», которые понятны только самому пережившему их человеку и априори не пригодны для любых, даже самых рафинированных рациональных манипуляций. И здесь каждый уже доказывает себе ровно то, что ему хочется.

«Оказалось, что жизнь святого была длиннее»

— Расскажите конкретнее — что нового Вам удалось узнать о жизни и подвиге Серафима Саровского?

— Во-первых, и это главное, удалось уточнить его год рождения — 1754, а это значит, что преподобный жил среди нас на пять лет больше.

Во-вторых, расширена его родословная: если раньше было известно около сорока имен близких родственников святого, то сегодня этот список включает в себя более ста пятидесяти человек.

В-третьих, найдены автографы Прохора Мошнина, свидетельствующие о его грамотности.

Далее, уточнены отдельные эпизоды монастырского периода биографии преподобного. В частности, доказано, что он был представителем именно официальной Церкви, а не старообрядческой.

И, наконец, документально прослежен путь мощей после их изъятия при советской власти в Сарове и до упокоения в Дивееве.

В целом, если прочитать мою книгу, то становится понятно, что преподобный Серафим Саровский — реальная историческая личность, жившая среди людей и прославившаяся своими дарованиями от Бога. Сегодня в архивах России хранятся документы, имеющие непосредственное отношение к преподобному именно как к человеку, а не мифической личности. Несколько архивных документов, после опубликования моих книг, были переведены в разряд «Особо ценных» сейфового хранения.

— Что это за документы? И что из них удалось узнать?

— В Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) сегодня хранятся автографы преподобного Серафима Саровского, которые я уже упоминал выше. Они были сделаны им еще до принятия пострига, в то время, когда он был простым жителем Курска. С этими документами у меня даже был смешной случай. Когда я их нашел, то почти сразу опубликовал. И на следующий год, приехав в архив, я заказал дело с автографом преподобного для того, чтобы продолжить изучения материалов. Но мне отказались их выдать. Спрашиваю: «Почему?» И мне сказали, что теперь они находятся в сейфе и их сейчас никому не выдают. Тогда мне пришлось сказать, что виновник их публикации перед ними, и только после этого мне разрешили получить эти документы для работы. И если раньше они находились в простеньком скоросшивателе, то в этот раз мне принесли их чуть ли в не кожаной папке. То есть как только работники архива поняли, о ком свидетельствуют эти документы, их статус возрос мгновенно.

В Мордовском государственном архиве я нашел документы, связанные с именем преподобного уже в период его монашеской жизни, — когда он был послушником. В них он значится как «Прохор-столяр». Также была найдена грамота 1818 года, в которой отмечено, что преподобный был награжден наперсным крестом в честь победы над французами в Отечественной войне 1812 года. Эти документы также сразу получили статус особо ценных и охраняемых.

— А что удалось узнать о жизни преподобного до принятия пострига?

— Довольно мало. Как я уже говорил, Прохор происходил из небогатой купеческой семьи. После смерти отца он с матерью и братом имел общее торговое дело и был записан как купец третьей гильдии. У них была своя лавка в доме. Сам дом, поначалу, имел очень выгодное расположение на центральной городской улице. Однако когда в Курске началась плановая перестройка, — что-то наподобие нынешней московской реновации, — то они попали под снос, и им дали дворовую усадьбу уже на периферии. Этот вынужденный переезд, конечно, нанес урон их финансовому положению.

Образование будущий святой получил, по-видимому, в семье и при церкви, по богослужебным книгам. Известно, что к тому моменту, когда Прохор принял решение принять постриг, его семья расширилась — у брата и сестры появились свои дети. Возможно, это отчасти отразилось на нем самом, подтолкнув его к постригу: не исключено, что в такой ситуации будущий святой мог все больше чувствовать себя лишним в семье. Хотя тут мы можем только гадать. Скорее всего, свою роль в избрании монашеского пути сыграло и посещение им Киево-Печерской Лавры.

«Серафим Саровский помог моей семье в трудную минуту»

— Можно ли Серафима Саровского как подвижника отнести к какой-то определенной аскетической традиции? Или он и его подвиг нечто абсолютно новое и уникальное для христианского мира?

— Аскетический подвиг преподобного Серафима Саровского, действительно, во многом уникален. В течение более полувековой жизни в монастыре, старец прошел через пустынножительство, столпничество, молчальничество, келейный затвор, старчество. Но самым трудным из них был именно подвиг старчества — духовного окормления монашествующих и мирян. Причем преподобный был одним из первых среди монахов, кто взял на себя тяжелую ношу духовного и материального окормления женщин. Несмотря на запреты и людскую молву, старец понимал значимость силы слова и личного монашеского примера для духовного становления сестер Дивеевской обители. И сегодня мы видим, что, порой нарушая монастырский устав, он совершил настоящий подвиг. Не говоря уже о том, сколько обителей было открыто по его благословению и при его попечении.

— Почему же его подвиг затворничества так неоднозначно был воспринят многими не только светскими, но и церковными людьми?

— Не только затворничество, но и вообще весь образ его монашеской жизни был воспринят некоторыми его современниками неоднозначно. Поначалу мало кто смог разглядеть в Серафиме Саровском святого. Многие считали, что он просто поражен гордыней и тщеславием. Осознание же пришло потом, и со временем число сторонников старца стало увеличиваться, а под конец жизни святого мы видим уже настоящее общенародное почитание.

Однако я хотел бы добавить, что часто встречающееся в некоторых книгах мнение о том, что, дескать, почти все церковные иерархи относились к саровскому подвижнику с пренебрежением и что он подвергался с их стороны постоянным нападкам, не соответствует действительности. Сейчас по материалам, которые, к сожалению, не уместились в книгу, я как раз готовлю об этом статью «Отношения епископата к преподобному Серафиму Саровскому». Так вот интересно, что чуть ли не в каждом втором письме к игумену Саровского монастыря отдельно присутствует просьба испросить благословение у «старца Серафима».

И тем не менее… Еще, кажется, Василий Розанов замечал, что сам факт канонизации преподобного Серафима Саровского в условиях синодальной эпохи — а он был канонизирован только в 1903 году — самое настоящее чудо. Ведь если посмотреть на тот, прямо скажем, краткий список прославленных за этот период подвижников веры, то без труда можно заменить, что все они при жизни были личностями огромного масштаба, оставившими после себя значительное литературное наследие, занимавшими очень важные церковные посты. А Серафим Саровский на их фоне — простец, обычный иеромонах — даже не игумен! — не написавший ни одного богословского трактата.

Однако даже камень, на котором молился этот святой, был расколот после его смерти и разнесен по всей стране. Рост его почитания в народе было таким стремительным, а очевидность его христианского подвига настолько явной, что даже сопротивление всемогущего обер-прокурора Святейшего Синода Победоносцева оказалось сломленным.

— А что было причиной сопротивления Победоносцева?

— В высших кругах были свои представления о святости и выборе кандидата на причисление к лику святых Русской Церкви. По некоторым формальным показателям личность преподобного Серафима не отвечала необходимым требованиям. Немаловажным фактором оказалось и то, что Победоносцев был «настоящим» бюрократом. Все это могло затянуть процесс признания отца Серафима святым на долгие годы, но тут император проявил свою волю.

— Почему же этот, как Вы сказали, «простец», был и остается так почитаем?

— Я считаю, что в первую очередь людей пленяла его какая-то удивительная харизма. Он научился видеть людей так, как никто другой. За многие годы постоянного внутреннего подвига преподобный приобрел уникальный дар духовника. Как тонко и с каким тактом он умел слушать приходящих к нему, умел почувствовать их горе, смятение и тревогу! Конечно, это притягивало к нему людей. А народная молва — стремительна. Все, кто уходил от него с утешением, мгновенно разносили весть по всей империи об этом саровском затворнике.

Не могу не поделиться с вами, как лично мне повезло. В 1989 году я познакомился с матушкой Серафимой (Булгаковой) — одной из сестер, заставших Дивеевский монастырь еще до его закрытия советской властью. У нас сложились очень добрые отношения, и она подарила мне частицу того самого камня, на котором молился преподобный. Теперь это наша семейная реликвия. И мы до сих пор считаем, что именно благодаря молитвам Серафима Саровского моя теща после того, как ей врачи диагностировали саркому и дали срок в два месяца, прожила еще семь лет.

— С какими трудностями Вы столкнулись, работая над книгой? И что почувствовали, когда завершили ее?

— Трудности, конечно, были как у всех исследователей работающих с архивными документами: пораженные грибками листы, документы, с трудом поддающиеся расшифровке. Тридцать лет работы в архивах многому меня научили — готовясь к очередной поездке, ты уже выстраиваешь план действий и идешь по следу как охотник. Непередаваемое чувство, когда твои предположения подтверждаются! Но много и «пустой породы». Однако признаюсь, что, работая над этой книгой, я постоянно чувствовал присутствие и помощь преподобного Серафима. Заверяю вас, что без него книги бы не было.

Если же говорить об ощущениях после завершения написания книги исследования, то пожалуй одно из самых сильных было то, что еще в начале долгого пути ничего не кончено. Осталось много вопросов, на которые ответить не удалось. Работа продолжается, и конца ей не видно.

Кто для меня лично преподобный Серафим? Историческая личность, реально существовавший человек, выходец из народа, благодаря своей вере и стремлению к совершенству пришедший к святости. Его жизнь — образец для монашествующих, священства. Его жизнь — образец и для светского человека. И я всеми силами стараюсь помнить его правила. Его обращение ко всем приходящим «Здравствуй, радость моя!» подсказывает, как надо вести себя с окружающими тебя людьми. А его слова: «Стяжи дух мирен, и тогда тысячи вокруг тебя спасутся!» — то, о чем постоянно надо напоминать самому себе.

Поделиться в социальных сетях