Чудеса на войне

1418 долгих дней и ночей длилась Великая Отечественная, через которую в рядах действующей армии прошло более 34 миллионов наших соотечественников. И многие, очень многие не вернулись с войны. Каждый фронтовик, воевавший на переднем крае, неоднократно был на волосок от смерти. Что помогало выжить? Чудо? Воинское умение? Случай? Воля Божья? А может, всё вместе?

Герой Советского Союза Петр Трайнин воевал механиком-водителем с 1941 года. Прошел с боями от стен Москвы до Праги. Многократно таранил вражеские машины, горел в танке и не раз оставался единственным выжившим из всего экипажа.

28 января 1942 едва не стало последним днем его жизни. В ходе зимнего контрнаступления под Москвой, экипаж его танка БТ-7 неожиданно на северо-восточной окраине села Вельмежа наткнулся на немецкую батарею 105-миллиметровых орудий. Выстрелив по ним пару раз, танк на большой скорости ринулся на батарею и, передавив несколько пушек, был подбит.

Как это было? “Башнер, скорчившись, лежал бездыханный на днище. Рядом с ним, только привалившись к моторной перегородке, застыл мертвый командир. Их обоих уже охватило пламя и вытащить было невозможно. Кроме того, вот-вот должны были взорваться бензобаки и оставшиеся боеприпасы. Плача от ярости и бессилия, я соскочил с танка. И тотчас внутри машины раздался глухой взрыв, черный дым высоким столбом взвился вверх. Я упал на снег, продолжая рыдать”, – вспоминал потом Петр Трайнин.

А герой Советского Союза Сергей Мацапура служил в пехоте, ходил в штыковые атаки, стрелял из пушки прямой наводкой по немецким танкам, был разведчиком, пулеметчиком, сапером. В 1943 году стал механиком-водителем танка.

Смерть не раз проходила рядом. Как в том страшном рукопашном бою летом 1941 года: “Сошлись мы во ржи. Кто-то со спины, как клещами, сжал мне горло. Дыхание перехватило, в глазах поплыло красное с черным. Не знаю, как изловчился, ударил фашиста каблуком в живот. Падая, он потянул и меня за собой. Так и грохнулись вместе – он на землю, я на него. Хватка фашиста ослабла, я впился ему в горло руками, теперь уж он захрипел.

Слышу: «С-серега!» Это Соболев.

Я инстинктивно отклонился в сторону. Второй фашист промахнулся по мне прикладом. А Соболев не промахнулся, ударил его по стальной каске так, что приклад расщепился. Я вскочил, шарю руками винтовку, а в глазах муть, шатаюсь как пьяный. Не знаю, сколько времени прошло, пока стал соображать. Вижу, рядом стоит Соболев, разглядывает приклад своей винтовки. Рожь кругом потоптана, вперемешку лежат убитые — наши и противника. Тишина”.

Иван Орленко воевал летчиком на Балтике. Его боевая специальность -“торпедоносец” – по праву считалась одной из самых опасных в авиации. Морские летчики уходят на сотни километров от своих берегов, а под крылом только вода. Завидя цель, пилот снижается на 20-30 метров, направляя под непрерывным огнем вражеской зенитной артиллерии свою машину на неприятельский корабль. Отвернуть уже нельзя – самолет идет боевым курсом, и штурману надо так сбросить торпеду, чтобы она точно поразила цель. Тут нужны стальные нервы, зоркий глаз и… везение.

“Мне повстречался механик моего самолета Н. А. Стерликов, – рассказывал Орленко.

— А вы под счастливой звездой родились, товарищ майор, — полушутя полусерьезно сказал он.

— Да? Не уверен. С чего это вы взяли?

— Осколок зенитного снаряда пробил пол в кабине прямо перед вашим сиденьем, а вас даже не задело…

— Ну, может быть, вы и правы, — засмеялся я”.

Войсковой разведчик Георгий Егоров прошел Сталинградскую и Курскую битвы, но один бой остался в его памяти навсегда.

Тогда 14 разведчиков ушли в ночной рейд за “языком”, а вернулись лишь двое. Сам Егоров, который делал еще только первые шаги в разведке, и командир Иван Исаев. Остальных скосил немецкий пулеметчик, которого они с Исаевым и скрутили, получив за это медали “За отвагу”.

“Я не могу с точной последовательностью восстановить в памяти, что было после того, как все вскочили, словно подброшенные, – признавался Егоров. – Помню только, что я стрелял длинными очередями поверх голов бегущих впереди меня ребят. Передо мной рвались гранаты, а в лицо — прямо в глаза — ослепительно яркие вспышки бьющего в упор пулемета. В это пламя я и стрелял. Ребята падали, а я бежал. Я уверен был, что позади меня они снова поднимаются и бегут следом. И вдруг все стихло…

И еще снится, как я бегу на амбразуру. А ребята впереди меня падают и падают. И я знаю, что вот-вот должен упасть и я. Но бегу и не падаю.

Тридцать с лишним лет бегу и каждый раз жду, что вот теперь-то и я упаду и мне от этого станет сразу легче — я буду лежать рядом со всеми. Но каждый раз снова и снова преодолеваю то расстояние до дзота и каждый раз вижу, как падают и падают ребята…”

А вот исповедь другого разведчика, который, так же, как Егоров, начинал воевать под Сталинградом. Леонид Вегер ушел на фронт сразу после школы. В 1943 году был ранен, стал инвалидом II группы. После войны работал ведущим научным сотрудником института экономики РАН.

Итак, февраль 1943 года, ночь, заснеженное поле нейтральной полосы и очередная отчаянная попытка добыть “языка”. Внезапно Вегер вспоминает, что перед ними – минное поле.

“Идти ночью по минному полю — не сахар. Ужас сковывал меня при каждом шаге. Как только я делал шаг и выносил ногу вперед, меня охватывал страх.

Мне казалось, что именно в этот момент раздастся взрыв, и у меня оторвет…

Я почти физически ощущал, как это произойдет. Что может быть страшнее для восемнадцатилетнего юноши?

Так прошли еще минут пять. Потом неожиданно из земли вырвалось черно-красное пламя. Раздался взрыв. На мгновенье я инстинктивно зажмурился. А когда открыл глаза, шедшего впереди солдата не было. Это было как чудо. Только что он был, и вот его нет. Вокруг тишина. Ни стона, ни звука. Все замерли в оцепенении. Затем повернулись на одной ноге на сто восемьдесят градусов и зашагали обратно”.

Там же, под Сталинградом, в 1942 году начал воевать и Исаак Кобылянский. Служил артиллеристом, командиром орудийного расчета батареи 76-мм полковых пушек, носивших прозвище “Прощай, Родина!” – за их открытые позиции на переднем крае. И, как и его однополчане, многократно мог быть убит.

Говорят, в окопах не бывает атеистов. Вот и Кобылянский, член ВКП (б), в самые страшные мгновения инстинктивно обращался к Богу – как это было во время жуткой бомбежки, после того, как он чудом избежал плена:

“Прижавшись всем телом к сырой траве и уткнувшись в нее лицом, я “защитил” голову ладонями, плотно зажмурил глаза и, неверующий, молча молился неведомым высшим силам: “Сохраните мне жизнь! Ведь я еще так молод, не имею детей, и если погибну сейчас, никакого следа от меня на Земле не останется!” Подобное случалось несколько раз, всегда в критических ситуациях, когда от тебя ничего не зависит, ты беззащитен, бессилен, обречен на бездействие и покорно ждешь своей участи”.

Протоиерей Рафаил Маркелов ушёл на фронт 1943 году в 17 лет. Туда, где с первого месяца войны воевал его отец. Мать к тому времени давно умерла, а младший брат и сестры попали в детский дом. Воевал он снайпером в 208-й стрелковой дивизии.

6 августа 1944 при освобождении Латвии 18-летнего новгородского паренька тяжело ранило из миномета, и в строй он уже не вернулся. На всю жизнь остались в ноге три осколка.

По словам отца Рафаила, снайпер – не пехотинец, стреляет во врага только один раз и тут же уходит. “Не ушел – тебя убьют”.

К Богу обращались постоянно, и не только он, но и его сослуживцы. “Молиться мы так уж не молились, но все же, в основном, люди были верующие, я так думаю. Во всяком случае, крестики очень многие носили, да и “Господи помилуй” постоянно слышалось. Особенно когда в атаку идти, перед боем. Хотя и не разрешалось это, но все равно всегда ведь найдешь место, где помолиться: на посту стоишь и молишься про себя, просишь у Бога, что тебе нужно. Никто не помешает”.

Но, как говорится, на Бога надейся да сам не плошай. На вопрос, что было самым трудным на войне, отец Рафаил ответил: “Уберечь себя, остаться живым. Там ведь как? Дело делай, а по сторонам-то не зевай, смотри в оба, а то пропадешь”.

Известный отечественный искусствовед, член-корреспондент Российской академии художеств Николай Никулин воевал под Ленинградом – в пехоте и артиллерии. Он написал на редкость честную и правдивую книгу “Воспоминания о войне”.

Что такое чудо, он, четырежды раненный и контуженный, знал не понаслышке. Вот лишь один день из его жизни на передовой – 16 июля 1943 года.

В полдень Никулин вместе с одним пожилым и одним молодым солдатом идет в тыл – доставить пакет. “Мина ударила в бруствер и, обдав меня комками земли, шлепнулась рядом со мною. Она прокатилась некоторое расстояние по наклонной плоскости и застыла сантиметров в пятидесяти от моего носа. Волосы встали у меня дыбом, по спине побежали мурашки. Как зачарованный смотрел я на эту красивую игрушку, выкрашенную в ярко-красный и желтый цвета, поблескивающую прозрачным пластмассовым носиком! Сейчас лопнет! Секунда, другая… Минута… Не разорвалась! Редко кому так везет!”

К вечеру в том же составе они возвращались обратно. “Вдруг неожиданный рев, какой-то шлепок. Лицо и грудь забрызгало чем-то теплым и мокрым. Инстинктивно падаю. Все тихо. Протираю глаза — руки и гимнастерка в крови. На земле лежит наш старичок. Череп его начисто срезан болванкой. Молодой стоит и отупело смотрит вниз, машинально стряхивая серо-желтую массу с рукава. Потом начинает икать… Беру документы убитого и веду паренька под руку дальше. Наверное, у него припадок… Сдал фельдшеру”.

…Все они были на волосок от смерти. Что помогало выжить? Чудо? Воинское умение? Случай? Воля Божья? А может, всё вместе? Думать, спорить и сомневаться будут всегда. Одно известно: пройдя через горнило страшных боев, эти люди остались в живых. Хотя рядом гибли их товарищи. О павших помнит и рассказывает каждый из наших героев. О тех, ушедших от нас. Кому посвящено одно из самых пронзительных стихотворений, написанное военкором подполковником Александром Твардовским.

“Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте,
На левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва
И не видел той вспышки, –
Точно в пропасть с обрыва –
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире
До конца его дней –
Ни петлички,
Ни лычки
С гимнастерки моей…”

Фото из открытых источников