«Я плакал в туалете, когда приемные родители выбирали не меня»
«Приходят родители, вселяют надежду. И ты с радостью такой: оу, у меня скоро будет мама, папа, семья. А потом они просто отворачиваются и уходят».
Этот мальчик взрывал магазины, воровал и падал с балкона. Что нужно ребенку вместо 70 кг новогодних конфет и откуда берется стержень, чтобы выжить после выхода из детдома, рассказывает приемный подросток Гоша Гынжу .
Я понял, что детский дом – это ненормально
С самого рождения я отказник, меня сразу определили в дом малютки, потом дошкольное отделение, там я до 6 лет прожил и перешел в детский дом.
Я помню себя с того момента, как я вошел в группу дошкольного отделения. То, что было до этого входа, я вообще не помню. Кто был няней, что за дом малютки, откуда свидетельство, что меня крестили, я был даже не в курсе, что крещеный.
Однажды приехала проверка, и воспитатели выложили наши портфолио, мне стало интересно, что про нас пишут. Каждый год туда закладывалась наша характеристика, что мы из себя представляем. И с этим побуждением я полез в портфолио. И увидел, как зовут моих родителей, маму и папу.
Ух ты, у меня, оказывается, есть мама и папа. Их зовут так и так. Все. Слезинка не пошла. Нет, я благодарен им, что они встретились, какую-то манипуляцию сделали, и родился я, что моя мать меня выносила. Часто матери делают аборты, и у ребенка нет жизни.
Я не понимаю, из-за чего от меня отказалась мама, и только из-за этого я хотел бы с ней встретиться. Может, не только из-за этого. Первое – узнать, в кого же я такой офигенный, и второе – что побудило ее бросить меня государству на плечи.
В девять-десять лет я понял, что это детдом. Выяснилось, что там, за воротами, живут семьи. У детей есть мама, папа, бабушка, дедушка, у них семейный очаг, а здесь просто кучка детей, за которыми, честно сказать, не смотрят.
Я не получаю тепло, ласку, любовь, как мог бы от мамы, от папы я получил бы твердое отцовское плечо, а здесь этого нет, кругом одни тетки. Приходят-уходят, приходят-уходят. Я понял, что это ненормально.
И с этого момента я стал молиться, чтобы я умер до того, как мне исполнится 18. Потому что я понимал: выйдя из детского дома, я либо сопьюсь, либо снаркоманюсь, либо сяду в тюрьму.
Я же привык жить здесь и сейчас. Здесь меня кормят, одевают, за меня убираются, все делают, моют. Мне только главное поднять ручку или протянуть ее. Или послать кого-то, если ничего не хочется. А там за воротами попробуй кого-то послать. Тебе сразу вставят по первое не хочу. Я спрашивал у своих друзей, какая сложность первая у них была при выходе из детского дома. Все сказали, что документы и самому себе приготовить пожрать. Мы научились только варить роллтон, а встать над плитой, залить водички, приготовить супчик, как-то себя побаловать по-другому, нас этому не учили. БПшка (лапша быстрого приготовления –прим. ред.) и кипяточек, вот еда.
При выходе из детского дома мы знали только 4 профессии: первая – дворник, если ты плохо учишься, вторая – повар, третья – парикмахер и четвертая – озеленитель. Все.
«Мы знаем, что вы приходили за мной!»
На меня посмотреть приходили 9 приемных семей, но в итоге никто не забирал меня домой. Как они вообще приходят… Смотрят сначала видеопаспорт либо вот, например, меня первая семья увидела по телику. Меня снимал Первый канал, где я такой ангелочек, умею быстренько складывать одежду, умею мыть полы и так далее. Какая-то пурга. Пришли такие: «Здравствуй, мы тебя увидели по телевизору, расскажи что-то о себе» и так далее. И все, конечно, представлялись, что они журналисты, хотят увидеть быт ребенка-сироты. Мы сразу же понимали, что это приемные родители, которые хотят нас забрать, у нас глаза горели.
О, меня скоро домой заберут, ура, идите на фиг, я скоро буду дома! Но, узнав обо мне плохое от воспитателей, они уходили.
И дальше мы понимали, что мы продукты. Как в магазинах. Приходит покупатель, то есть родитель, и выбирает.
Если у тебя не голубые глаза или половины зуба нету, мы тебя не будем покупать, давайте лучше этого, у кого голубые глаза и белые волосики.
Я привык к этому, когда мне было 10 лет. Об этом в книге не говорится. Приходят родители, вселяют надежду. И ты с радостью такой, оу, у меня скоро будет мама, папа, семья. А потом они просто отворачиваются и уходят. Сначала я долго думал, почему. Я же говорю самые красивые слова и показываю, что я реально офигенный мальчик, заберите меня.
Например, пришла молодая мама, которая тоже увидела меня по телику, я обрадовался. Молодая мать – это прикольно, мы с ней будем на одной волне. Воспитательница ей рассказала про меня все самое лучшее и даже придумала. Пришла другая: «Кто, Гынжу? Не берите грех на душу!» Облила меня грязью. Женщина такая: «Понятно, спасибо», и ушла.
Мы ее остановили. Она выходит из детдома, а мы к ней навстречу бежим типа воду попить: «Здрасьте, а вы к кому приходили?» А у нее просто растерянный взгляд. Что сказать, вот он передо мной, я приходила за ним. А теперь вынуждена ему отказать. «Да так, посмотреть, как вы живете». «Мы знаем, что вы приходили за мной!» И она просто замолчала и ушла. И после этого момента горение, что у меня будет семейная жизнь, пропало.
Последними, кто приходил и от меня отказался, были бизнесмены. Меня это еще больше взбесило, потому что они пришли ко мне, а в итоге хотели забрать другого. Пришли ко мне: «Чем занимаешься?» и так далее, я такой: «Ну вот, парикмахерским искусством, танцую».
Отец бросает взгляд на шкаф: «А чьи это грамоты, твои?» Я говорю: «Нет». А там грамоты по карате и так далее. «А чьи? Можете пригласить этого ребенка?»
Воспитательница приводит этого ребенка: «Это Сережа и его грамоты». Я такой стою: «Можно я пойду поиграю? Спасибо».
Первые четыре прихода, когда приходили родители и уходили, я плакал в постели или туалете, чтобы никто не видел. Мне было обидно не из-за того, что они приходят-уходят, а что я – продукт.