О людях, которые дарят мне свет

Утром 15 июня 2017 года скончался народный артист Алексей Баталов. «Фома» беседовал с актером несколько лет назад. Сегодня мы хотели бы вспомнить это интервью.

Награжденный двумя орденами Ленина, он отказался исполнять роль Владимира Ильича. Будучи одним из популярнейших героев советского экрана, он всю жизнь оставался верующим человеком. Народный артист СССР Алексей Баталов — о том, что значило верить в те времена, когда за это человек мог поплатиться всем, и о том, с чем он не мог бы справиться без веры.

Время выбора

— В те времена думающему человеку действительно было сложно оставаться неверующим. Сложно было всем и порой страшно… Наверное, страшно было и отказываться от роли Ленина? Немыслимое ведь дело… Как случилась эта история?

— Никому и в голову не могло прийти, что я, актер Московского художественного театра, — не комсомолец, не член партии (а в партию я никогда в жизни не вступал). Поэтому и случился этот «ленинградский казус», когда я отказался играть Ленина.

Дело было так. Я в то время работал на Ленфильме, снимался у Хейфица. Иду как-то по коридору студии, подбегает ко мне помощник одного режиссера. Очень радостный сам и явно хочет обрадовать меня. «Поздравляю, ты будешь играть Ленина в молодости!» В ответ я с ходу выпалил: «Ты с ума сошел? Я ни за что не буду его играть!» Развернулся и ушел. Вечером об этом говорил весь Ленфильм. Хейфицу звонил Юрий Герман, объяснял, что я ненормальный. Он же потом и выручил меня на ближайшем художественном совете. Посередине чьего-то выступления он вдруг во весь голос говорит: «Нет, это кошмар какой-то! Кто придумал Баталова в роли Ленина снимать? Вы что, пародию хотите сделать? Худой, длинный, с большим носом — это Владимир Ильич?! Кто это придумал?!» А Хейфиц ему подыграл, сказав: «Юрий Павлович, вы, наверное, ошиблись». — «Я не ошибся, вы, режиссеры, ничего не понимаете!». И совет попался на эту удочку. Все загалдели, зашумели, и моя кандидатура была снята с этой незавидной для меня роли. Не знаю, чем могло все это кончиться, если бы не помощь Хейфица и Германа…

— Вопрос для Вас был принципиальным?

— Я просто не мог играть этих вождей, извергов, помня о маме, у которой почти всю семью посадили. Мои дедушка и бабушка, врачи, были репрессированы в 1938 году. Это были замечательные, добрейшие люди, двери их дома всегда были открыты. Дедушка умер во Владимирской тюрьме, а бабушка провела в лагерях десять лет.

— Вас ведь с детства окружали известные «неблагонадежные» люди?

— Я с пятилетнего возраста рос в семье писателя Виктора Ардова, а у него собирались все кто можно, а точнее — кто нельзя. Пастернак читал главы из «Доктора Живаго», а прямо под окнами, не скрываясь и не стесняясь, стоял человек, который подслушивал и что-то записывал. Анна Ахматова, которая во время поездок в Москву всегда жила у нас, по телефону говорила только «да» и «нет». И больше ни одного слова. Конечно, все наши телефоны прослушивались. И, кстати, даже после смерти Анны Андреевны, когда ее отпевали и хоронили, вокруг храма стояла милиция. Человека, который снимал отпевание на камеру, понизили в должности. А люди всё равно приходили, всё равно стояла очередь проститься с ней.

Такое было сложное время. Молодые люди сейчас этого не знают, но после войны по приказу Сталина из Москвы выселяли военных инвалидов, калек. И неважно, сколько у него медалей за отвагу. Ноги нет — портишь облик столицы. Убирайся на периферию. Я не мог играть кого-то из этих «руководителей».

Тайком на Пасху

— Ваш брат, Михаил Ардов в то сложное время, в 60-е годы, служил иподьяконом, а в 1980-м году был рукоположен во иереи…

— Да, мой младший брат тоже с малолетства ходил в храм и впоследствии стал священником — служит сейчас в храме на Головинском кладбище. Для него это было естественным шагом.

— Ваш приход к вере связан с семейной традицией?

— Мне трудно сказать, когда конкретно я пришел к вере. Еще в детстве самым счастливым для меня днем был не день рождения и не Новый год, а Пасха. Этот праздник вся большая актерская семья Баталовых всегда отмечала у бабушки.
И это был невероятный день! Во-первых, я оставался ночевать у бабушки. Во-вторых, мне разрешалось не ложиться спать всю ночь. Я мог тихонечко отщипывать маленькие кусочки пасхи, пробовать кулич. Это было настоящее, неподдельное детское счастье. Я этого никогда не забуду.

— Ваша юность — обычное время сомнения, формирования мировоззрения — пришлась на войну…

— Да, мне было 13 лет, когда началась война. В разных деревнях, куда приезжала наша семья на поселения, почти все люди были верующими. И о Православии мне не просто рассказывали — я жил в окружении верующих людей и общался с ними. Хотя сам долгое время не знал ничего по поводу своего крещения — крещен я или нет. И представьте себе, когда я стал повзрослее и когда умер мой дядя Николай, я припомнил, как моя бабушка всегда говорила перед его приездом: «Крестненький придет». И тогда я понял, что дядя Коля был моим крестным! Но глубокое осознание себя православным христианином произошло позже.

— У Вас были «проводники» на этом пути?— Я многим обязан архиепископу Киприану (Зернову). Он почти 40 лет был настоятелем храма иконы Божьей Матери «Всех скорбящих Радость», что на Ордынке. Впервые на пасхальную службу я попал еще школьником, именно благодаря ему — я вообще сейчас вспоминаю и понимаю, что все значимые события в моей церковной жизни связаны с праздником Пасхи.

— Как Вам это удалось? Школьников-то уж точно не пускали в храмы.

— Конечно, у церквей выставляли охрану, «дозор», и следили, чтобы молодежь не ходила молиться. Я помню, как возле нашего храма — Всех скорбящих Радость на Ордынке — стояли пионеры и следили. Даже крестный ход разрешали только на территории храма — он выходил из одной двери в другую, а пионерам и комсомольцам как раз в ограду церковную входить было нельзя. А мне б хотя бы до забора было пройти! Поэтому мы шли с мамой, и я говорил, что ее провожаю.

А в тот день отец Киприан, который был хорошо знаком с нашей семьей, сказал мне прийти задолго до начала богослужения, чтобы меня не увидели доносчики.

Когда я пришел, он провел меня в свою комнатку, находившуюся прямо в здании храма и имевшую внутренний балкончик. С этого балкона я и наблюдал всю службу. Первый раз в жизни я увидел пасхальную службу всю целиком, от начала до конца, и был потрясен.

В обители милосердия

— На Вашу жизнь в Церкви, на Ваше становление как христианина оказали влияние еще какие-то яркие личности?

— Вообще, вспоминая о своем пути веры, я должен прежде всего говорить о тех людях, чья судьба стала частью и моей судьбы, моей жизни…
После смерти в 1987 году владыки Киприана настоятелем храма «Всех скорбящих Радость» стал протоиерей Борис Гузняков. Это феноменальный человек! Более невероятного, более чистого человека я не знаю. Он был действительно святой — даже точно предсказал день своей смерти. Отец Борис, так же, как и владыка Киприан, сильно повлиял на меня.

Он жил в домике недалеко от храма и по секрету, втайне собирал в подвале этого домика вещи для бедных людей. Ему приносили, кто что мог. Кто ботинки, кто одеяло заштопанное. Туда приходили старушки — я помню, как они ходили в пакетах на ногах, чтоб не замочить ног, сапог не было, видно, — приходили и брали кто что: кто калоши, кто — еще что-нибудь. А потом там, в этом же подвальном помещении, скрываясь от государства, стали заседать члены вновь организованного Общества Марфо-Мариинской обители милосердия. И я — когда, как говорится, мозги встали на место, когда повзрослел — был среди этих людей.

Сейчас Марфо-Мариинское благотворительное общество — это серьезная и известная организация, помогающая сотням бедных и болящих людей. А тогда, в 1980-х, именно отец Борис стал у истоков ее возрождения.

— Сегодня Вы по-прежнему прихожанин храма на Ордынке?

— Прихожанин я плохой: постоянно болею — старость уже. Но в то время там было мое служение.

Скажу даже, что Марфо-Мариинское общество — единственное, где я по-настоящему помогал. Если хотите, великое завершение этому всему — моя поездка в Иерусалим. Вдруг все сошлось в одной точке!

Я ехал туда выступать — это произошло еще в советское время, была организована какая-то встреча. И вот, наконец, я доехал до храма, где положена основательница Марфо-Мариинской обители, великая княгиня Елизавета, эта великая женщина, и ее келейница Варвара. Святая княгиня больным помогала, сама, а большевики ее казнили, сбросив в шахту вместе с другими мучениками — и, говорят, еще несколько дней она помогала человеку, который покалечился во время падения. А потом ее тело везли через Китай, долго ведь везли, а оно сейчас лежит открыто — нетленное. Господь дал мне побывать там…
Так что оказалось, что в Иерусалиме весь этот мой опыт закрепился, получил завершение, полноту.

Знакомство со святым

— Я слышала, что Вы были знакомы со знаменитым хирургом, архиепископом Симферопольским и Крымским Лукой (Войно-Ясенецким), в 2000 году прославленном в лике святых. Это правда?

— А как же! В конце 1950-х я снимался у Иосифа Хейфица в фильме «Дама с собачкой». Но съемки пришлось прервать из-за моей болезни глаза. Я попал в больницу в Симферополе. Меня лечила прекрасный доктор, знаменитый офтальмолог Азарова-Храпова. Она возглавляла двухэтажное глазное отделение в Симферопольской больнице. Она тогда мне очень помогла. Все врачи твердили одно: «Сниматься вам больше нельзя. Категорически». Дело в том, что софиты, без которых невозможно обойтись в кино, очень плохо влияли на мое зрение. Одним глазом я уже почти не видел. Но Азарова-Храпова, подлечив меня, разрешила мне сниматься, рассказав оператору, какой свет можно на меня направлять, а какой нет.

Так вот, она была в хороших отношениях с архиепископом Лукой. Владыка приходил к ней, неугодной, из Москвы выжитой, в больницу. Ведь в конце жизни у него с глазами было очень плохо.
Один раз они сидели на лавочке в саду и беседовали. Я увидел это в окошко и спустился вниз, якобы погулять.

Когда она увидела меня, то сразу подозвала к себе и познакомила с владыкой Лукой (Войно-Ясенецким). Мы сказали друг другу несколько слов, и я вернулся в палату. Не захотел мешать их разговору. Потом я случайно встретил владыку в городе, и он узнал меня…

— Какое впечатление о себе оставил у Вас святитель Лука?

— Он был удивительным человеком. В эти годы он уже не оперировал, но в больнице были люди, которые рассказывали мне, как владыка приходил на операцию в подряснике, как убирал бороду в специальный мешочек и обязательно перед началом операции ставил йодом крест на теле больного.

Сейчас опубликованы новые материалы о жизни архиепископа Луки, из которых понятно, как он жил, под каким давлением находился. Я читал книгу о нем, — это, по сути, сборник документов и доносов на владыку — шесть человек за ним следили, доносили. И действует эта книга сильнее, чем художественная литература о нем. Сейчас эти документы открылись. И молодые люди могут отчасти себе представить, как приходилось тогда выживать великому человеку, в каких условиях находиться, и при этом оставаться на выбранном однажды пути к Богу. Оставаться достойным своего сана.
Всякий раз, когда я бываю в Крыму, захожу в Свято-Троицкий собор Симферополя, где покоятся мощи святителя, прошу его молитв.

— По его молитвам и сейчас совершаются чудеса…

— Недавно невероятное и явное чудо случилось с больной греческой девочкой — кстати, в Греции архиепископа Луку очень почитают. Так вот, отец девочки пришел к мощам святителя, упал на колени и попросил помощи, и его дочь исцелилась молитвами святителя Луки.

— Ведь и ваша дочь, Маша, тяжело болеет. Удивительно, что Вас не сломило это тяжелое обстоятельство…

— Здесь уже ни на кого на земле не надеешься. Здесь — Его воля. Но здесь и ни в коем случае нельзя роптать — на судьбу, на несправедливость. Я стараюсь не роптать, а просить и надеяться. И делать что-то такое, чтобы заслужить помощь… Важно воспринимать каждый следующий шаг, каждое, пусть небольшое, достижение — как подарок.

— Много таких подарков в Вашей семье?

— Моя жена и дочка — мой подарок, это самые светлые люди в моей жизни. После рождения Маши жена, Гитана, оставила свою карьеру цирковой артистки и полностью посвятила себя ребенку. Дочка, несмотря на то, что постоянно находится дома, получила хорошее образование: окончила ВГИК, сценарный факультет, хотя обучение ей очень тяжело давалось, физически тяжело. Сейчас Маша пишет развернутые рецензии, анализы музыкальных произведений, очень много читает и знает гораздо больше меня: если мне нужно что-то уточнить, будь то из истории Церкви или из других областей, я сразу обращаюсь к ней.

В 2003 году впервые опубликовали ее книжку «Сирень верности», а в 2007 году по ее дипломному сценарию сняли фильм «Дом на Английской набережной». Представьте, какое это было счастье для всех нас! Какой праздник! И еще одно доказательство того, что в любой жизненной ситуации, даже когда тяжело, всегда есть то, за что можно благодарить Бога.