Бог круче любого наркотика
Бывшая заключенная, наркозависимая с большим стажем, икона защитников метадона Ирина Теплинская — о том, как и почему изменилась ее жизнь.
Ирина живет на свете 50 лет. Из них 35 она употребляла наркотики. И 16 лет отбывала сроки в тюрьме за преступления, связанные с наркотиками. Но если встретить ее случайно на улице, навскидку и не определить, что за плечами такая заковыристая жизнь.
Почти два года Ирина не употребляет химически активных веществ. В ее жизни нет никаких зависимостей, кроме одной.
«Я не хочу, чтобы ты писала только обо мне. Мне хочется рассказать, что в моей жизни сделал Господь, потому что только Он заслуживает внимания, — Ира сидит, как птица на жердочке, поджав ноги. Смотрит требовательно. — Он пусть будет главный герой, ладно?»
Пусть. Но все-таки в этой истории два героя — Бог и человек.
Гордая девочка из хорошей семьи
Ирина Теплинская выросла почти в Европе — в городе Калининграде. Было глухое советское время, но семья жила в порту, открытому всему новому. Семья была хорошая — «номенклатурная», как говорит Ира.
Дедушка — командующий Балтийским флотом, бабушка — старший администратор в гостинице «Интурист». Отчим был моряком загранплавания. У Иры ни в чем не было нужды — импортные вещи, новейшая техника появлялись по первой просьбе.
«До 14 лет я была единственным ребенком. Круглая отличница — никакого труда не составляло учиться: достаточно было просто послушать учителя, я тут же все запоминала. Еще была музыкальная и спортивная школы, разные кружки.
Все в семье жили для меня. Мною гордились, на меня молились, как памятнику живому пели хвалу, оберегали «от плебса». И собственную гордыню пробудили с детства.
У меня не было возможности выбирать — в детстве не понимаешь, что такое отношение к другим может сломать жизнь. Родных я не виню — они просто не понимали, что делали. Но может, к этому кто-то прислушается и не будет делать из собственного ребенка «божка».
Ирина рассказывает, что с детства остро чувствовала одиночество — поверила в собственную исключительность, в то, что есть люди, недостойные с ней общаться.
Что нужно ребенку
— Родители говорили мне, что любят. Но их любовь я ощущала, как материальные дары — самые крутые джинсы, самые навороченный дипломат, большие карманные деньги, подарки. Но близости с родителями, увы, не было.
Детям не подарки нужны, а тепло и доверие. Чтобы ребенок понимал — есть вещи важнее материальных благ — тогда он будет целым, соединенным с родителями накрепко, ему будет плевать на джинсы и на наркотики.
Отомстить родителям: как гордая девочка стала наркоманкой
Когда Ирине исполнилось 14 лет, в семье появился еще один ребенок — младшая сестра.
«Сразу почувствовала к ней ненависть: маленькая — теперь все будет только для нее. А как же я?
Тогда и появились первые наркотики — в кругу старших друзей — таких же, как она, детей из обеспеченных семей. Многие из них учились в вузах, много читали, слушали западный рок, катались на родительских машинах. Наркотики — тогда это был морфин в стекле для лечения раковых больных и доставать его было несложно — являлись тоже атрибутом «золотой молодежи».
«А я еще хотела отомстить маме, сделать хуже. Незрелый ум, детский эгоизм. Гордость. Вот и сделала».
Правда, семья не знала о новом увлечении Ирины. Все открылось только через два года, в выпускном классе, когда девушку вместе с друзьями забрали из-за наркотиков в милицию — тогда мама и узнала, что ее талантливая любимая дочь — наркоманка.
О дружбе
— У наркоманов нет друзей. Друг — это не тот, кто погладит тебя по головке, друг — это человек, который тебе скажет правду, чтобы тебя не занесло в яму.
А мы, наркоманы, чего хотим? Чтобы нам говорили то, что нам нравится. Это уводит от реальности. Только по-настоящему сильный человек и человек, который по-настоящему за тебя переживает, скажет тебе правду.
Друзья в беде познаются. А в наркотиках какие друзья? Есть у тебя наркотики — мы друзья. Нет наркотиков — разбежались и каждый на стороне ищет. Есть у меня наркотики, нет у тебя — можно кинуть меня. В моей прошлой жизни дружба определялась не какими-то человеческими ценностями, а наличием или отсутствием наркотика. Мы встречались на почве наркотика, объединялись ради него. Если кто-то переставал колоться, отношения прекращались.
Уход от реальности понравился сразу
«Наркоманами, как правило, становятся люди, которые никак не могут принять реальность, найти себя в ней. Им бы хотелось, чтобы мир к ним иначе относился, им бы хотелось изменить людей вокруг себя, но это невозможно. Возможно только изменить себя — а себя менять тяжело, не хочется. Тогда ты меняешь сознание, уходишь в иллюзорный мир — и все становится хорошо».
Когда в жизни Иры появились наркотики, она продолжала хорошо учиться, употребляла не часто — раз в неделю. Но в конце концов пришла зависимость — как раз в выпускном классе, когда с морфина она перешла на мак и маковую соломку.
«По сути это было не лечение. Таких, как я, просто клали на два месяца в отделение к людям с обычными психиатрическими диагнозами и кололи нейролептиками. Люди сразу становились овощами, слюна бежала — но толку не было, это не освобождало от зависимости.
Когда я вышла из больницы, то немного пришла в себя и продолжила».
Шесть тюремных сроков
Даже употребляя, Ирина училась в вузе, получила экономическое образование. Но в конце концов, попала в тюрьму — за подделку рецептов. Ей было 24 года.
Могла бы попасть и раньше, потому что «была дерзкая, лезла нарожон — но спасал дедушка-командующий». Но однажды, устав от этого, сказал: «Посиди-ка, может, придет понимание, что не туда идешь».
Но тюрьма не помогла. Как человек, отсидевший 16 лет за шесть сроков, Ира уверена: тюрьма никого не исправляет. Годы в тюрьме сделали ее хитрее, дрянней, горделивей.
«У меня появилось больше ненависти к людям. Одиночество обострилось. Я смотрела на людей свысока. А так как была очень умная, со мной предпочитали не связываться ни администрация, ни осужденные.
Сразу ставила себя в такое положение, чтобы сотрудники колонии зависели от меня: сдавала за них заочные сессии в вузах, вела двойную отчетность на производстве для бухгалтерии. Мне не было нужды стучать на своих, потому что обладала редкими для осужденных талантами и способностями. Имея вес в администрации, я могла помогать другим осужденным — так и выживала».
В тюрьме была размеренная жизнь. «Я знала, кто я там, какой вес имею. Даже чувствовала себя в перерывах между отсидками некомфортно, думала порой: «Когда меня посадят опять? Я так устала».
На свободе Ирина сразу же начинала колоться. Деньги на наркотики добывала воровством: когда не получалось украсть у чужих, воровала у родных. В какой-то момент мама ее выгнала из дома.
О любви
— Любовь — это когда ты отдаешь и не ждешь, что тебе что-то дадут взамен. Если ты любишь, то готов жертвовать, готов жизнь положить, готов все отдать. Как Бог Сына отдал. А я требовала любви к себе, не умела любить.
Однажды мне показалось, что я влюбилась, но при этом была такая установка: «Я тебя люблю — и теперь ты мне должен». У меня была любовь потребительская — гордыня другой любви дать и не может.
Все наркоманы хотят бросить
Ирина пыталась перестать употреблять наркотики несколько десятков раз. Но ничего не получалось.
«Ты проходишь лечение, у тебя нет физических ломок. Но природа твоя не меняется — ты по-прежнему самонадеянный, лживый, изворотливый, — рассказывает она. — Снова и снова возникают ситуации и проблемы, которые ты не можешь решить, тебе снова и снова нужен уход от реальности.
Когда я была трезвая и меня что-то задевало, что-то шло не по-моему, — из меня лезла моя дрянная природа, и я опять уходила в употребление. Мне нужна была душевная анестезия. Когда ты зависим от наркотика, ты словно состоишь из разных частей, плохо подогнанных друг к другу, весь постоянно разваливаешься. И только наркотик дает иллюзию цельности».
По словам Ирины, нет ни одного наркомана, который не хотел бы бросить. Даже если он с виду бравирует и отказывается от помощи, в глубине души он кричит, потерянный: «Помогите!». Но кто может помочь? Программы и лечение, придуманное людьми, Ирине не помогло.
А так ты употребляешь — ты словно всегда занят, знаешь, что тебе делать — украсть, купить дозу, уколоться. Ты знаешь, какие ощущения будут. Ты все знаешь о своей жизни в употреблении. А с дырой — не знаешь. Бывает, люди «завязывают» с наркотиком и переходят к другой зависимости.
Я так сделала, в конце концов, потому что по природе своей — зависимый человек. Но я нашла самую лучшую зависимость — зависимость от Бога. Он для меня круче любого наркотика. Он лучше всех психологов для меня. Дыра исчезла».
Когда она умирала
К Богу Ирина Теплинская шла долго. Она рассказывает, что еще в тюрьмах и лагерях видела христиан, которые приезжали с подарками на Пасху и Рождество, накрывали столы, слышала то, о чем они говорили. И не спорила, соглашалась: да, Бог есть. Вообще, а не в ее жизни.
«Мне было так страшно, что вдруг я поняла: Бог — есть. И ад есть. И что я не хочу в ад. Стала буквально кричать Богу и просить Его о том, чтобы он дал мне возможность искупить все, что я натворила в жизни. Я не просила: «Дай еще пожить». Я просила: «Дай искупить, чтобы попасть к Тебе, не в ад».
Через несколько дней Ирину актировали, выпустили из лагеря — умереть на свободе. Но через две недели, в туберкулезном диспансере, она встала на ноги. Ее распадающиеся на части легкие почему-то восстановились. Иммунитет вернулся с помощью антиретровирусной терапии. А гепатит С просто взял и исчез.
«Это было дело Божие, — по-другому, не знаю, как еще объяснить», — говорит Ирина.
Вместе со страдальцами
Встав на ноги, Ира стала работать в тубдиспансере — сначала дворником, потом санитаркой. «Бог, видимо, хотел меня испытать: уколюсь я или выполню обещание? Но у меня появилась благодарность Богу за шанс, который Он мне дал.
Очень на меня влияли люди, которые лежали там: тяжелые, асоциальные, с улицы, глубоко несчастные. Они нуждались не только в лечении — они нуждались в тепле, в любви.
Бог, видимо, что-то поменял во мне, когда я умирала. Ухаживать за теми, кому еще хуже, чем мне, было наслаждением. Раньше я такого не могла и представить.
Я, брезгливый человек, мыла бездомных, меняла им памперсы, обрабатывала пролежни. Некоторые приходили в таком состоянии, что им приходилось пинцетом из ног опарышей вытаскивать. Было не отвращение — было счастье».
В тубдиспансере Ира перестала чувствовать себя чужой. Втянулась в работу — стала консультантом, работала с ВИЧ-инфицированными. Сняла квартиру, вставила зубы.
И… стала употреблять наркотики снова.
Почему?
Почему так случилось? Ирина говорит, что чувство благодарности Богу за Его чудо притупилось. Невозможно все время благодарить за одно и то же — да и житейские заботы заносят прожитое пеленой, все забывается, стирается, становится не таким острым, как в начале.
Не было и церкви, куда бы Ирина ходила регулярно — но была работа, связанная с наркотиками, с защитой прав наркопотребителей. В 2011 году Ирина Теплинская стала одной из трех россиян, подавших в Европейский суд по правам человека заявление о предоставлении им в России заместительной метадоновой терапии — у нас она под запретом. Сейчас Ира в метадон не верит, ей он не помог. И, по ее словам, не мог помочь. Должна была измениться ее природа — а это возможно только Богу.
«Я много ездила по миру, выступала в ООН, здоровалась за руку с разными важными людьми. И употребляла наркотики.
На права каких-то других людей, честно сказать, мне было плевать. Я была изворотливой и эгоистичной, для кого правозащита была удобным способом выжить. А еще – слава — подпитка для моей никуда не девшейся гордыни.
Не хочу врать перед Богом. Мне не хотелось бороться за права наркоманов — мне хотелось жить хорошо. Мне хотелось ездить по миру, получать метадон и восхищение».
Сломанная нога и злость на весь мир
Принимая метадон за границей, Ирина начала употреблять и другие наркотики. Но так долго продолжаться не могло — ее исключили из программы заместительной терапии. Она вернулась в Россию. И пережила чудовищную ломку.
«В тех странах, где есть заместительная терапия, с метадона снимают постепенно, снижая дозу. А я вышла резко, самостоятельно — и стала инвалидом. У меня отказывали ноги. Я была агрессивной и озлобленной на весь мир. Жила в туберкулезном санатории, где обитали такие, как я — никому не нужные развалины. Начала спиваться, потому что на наркотики денег не было».
Однажды в пьяной драке Ирина сломала ногу. Она вспоминает, как лежала у раскрытого окна, без костылей, не в силах встать и куда-то дойти, и злилась-злилась-злилась на всех и каждого. Написала в фейсбуке, что ей тяжело. И вдруг коллега по СПИД-сервису с Дальнего Востока ответила: «Чем тебе помочь?».
«Мне стало еще хуже, меня это взбесило! Где Калининград — и где Дальний Восток, как она мне поможет?! В тот момент я еще не понимала, что это Сам Бог ко мне пришел и спросил: «Чем тебе помочь?».
Об оптимизме и пессимизме
— Оптимизм — умение из ничтожного извлекать драгоценное. А пессимизм — это из драгоценного делать ничтожное.
В поисках подвоха
Над предложением малознакомой коллеги с Дальнего Востока Ира размышляла несколько дней. И ответила: помочь могут костыли и операция.
«На следующий день мне позвонили люди, принесли костыли, а потом стали навещать меня до и после операции. Это были мои будущие собратья по вере. Ненависть исчезла.
Вся моя жизнь была доказательством того, что даром ничего не бывает».
Но Господь, как говорит Ира, знал, чем ее заинтересовать — именно эта пытливость и подозрительность стала спусковым крючком для того, чтобы поехать в христианский реабилитационный центр. «Вывести их на чистую воду» — так ей хотелось.
Но она пришла в центр, стала жить в нем — и не увидела подвоха. Читала Библию, вникала в слова, там написанные. Понимала, что они — для нее.
«У меня стали открываться глаза. Бог начал со мной разговаривать — Он меня увлек. Я просто увлеклась Богом, с каждым днем увлекаюсь все сильнее».
В Ириной жизни больше нет места наркотикам.
«С каждым днем мне труднее, но пусть это не кончается»
Ирина — протестантка. Она постоянно читает Священное Писание, она постоянно говорит о Господе и пытается помочь всем, кто хочет, чтобы ему помогли. Она помогает избавиться от наркозависимости другим. Как она держится? Неужели тяга — ушла?
«С каждым днем мне тяжелее, а не легче на христианском пути. Многим кажется: вот ты уверовал — и все, Бог все тебе даст сейчас: машину, квартиру, решит все проблемы. Нет, это не так — Господь даст тебе силы, чтобы решать проблемы или смиренно переносить невзгоды.
Моя жизнь была разрушена, когда я пришла к Богу. Можно сказать — я пришла к нему с пустыми руками и тяжелым сердцем.
Я провела полжизни в лагерях, где никому не верила, надеялась только на себя, уповала только на себя.
Как он идет — по-человечески не объяснишь, это ведомо лишь Творцу, могу только какие-то изменения в своем сердце отслеживать.
Молюсь о том, чтобы Бог давал мне любовь к людям, давал сокрушенность, чтобы менял меня — и Он это делает. Для меня в христианстве именно это ценно — какой ты во Христе. Остальные твои заслуги не имеют значения.
Из меня до сих пор по-прежнему лезет моя ветхая природа, гордыня. Но я перестала обвинять в своих бедах весь мир.
Нельзя сказать, что я держусь сейчас изо всех сил и страдаю от того, что не колюсь.
Сначала я действительно не грешила из страха наказания, побеждала искушения усилиями воли. Но когда пережила Бога по-настоящему, тогда у меня появилась потребность угождать Ему, появилась жажда Его святости.
Сейчас я боюсь не наказания — боюсь огорчить Отца. Боюсь утратить то, что уже имею, не хочу тратить время на то, чтобы опять начинать сначала. Не хочу снова стать предателем и в очередной раз доказывать свою верность — я всю жизнь всех предавала.
Мне не нужно ничего — только Христос».
Наталья Волкова