"Монах - Герой Советского Союза"

У нас в гостях был полковник в отставке, Герой Советского Союза, руководитель центра душепопечения и психологической помощи инок Киприан (Бурков).

Мы говорили о том, как наш гость – полковник, бывший помощник президента России, стал монахом.

А. Пичугин

— В студии Светлого радио приветствую Вас я, Алексей Пичугин, и сегодня у нас довольно необычный гость — инок Киприан Бурков, полковник в отставке, Герой Советского Союза, президент Фонда «Герои Отечества», руководитель Центра душепопечения и психологической помощи, поэт, автор — исполнитель песен. Вот сколько всего. Здравствуйте!

К. Бурков

— Добрый вечер!

А. Пичугин

— Вы, если я не ошибаюсь, последний Герой Советского Союза. Это правда?

К. Бурков

— Это не совсем так, потому что хоть и распался Советский Союз официально 12 декабря, а награждение и указ действительно были в октябре месяце, но в день ухода Горбачева с поста был подписан еще один указ — о присвоении звания Героя Советского Союза одному нашему питерскому товарищу, водолазу, и он считается официально последним Героем Советского Союза.

А. Пичугин

— А не секрет, за что Вы получили «Золотую Звезду»?

К. Бурков

— Да нет, не секрет. У меня записано в удостоверении: «За мужество и героизм, проявленные при выполнении боевых заданий в республике Афганистан, и за самоотверженные действия при защите конституционного строя СССР».

А. Пичугин

— А как-то это вот в общем записано? А подробности наших слушателей, наверное, в не меньшей степени интересуют.

К. Бурков

— Ну, я не могу сейчас Вам перечислять, что было написано в наградном листе. В принципе, Вы знаете, я так скажу: я не знаю своих товарищей, героев, чтобы кто-то считал себя героем или что он совершил геройский подвиг. Мне предоставляли впервые название Героя в Афганистане еще, в 1984 году, в апреле месяце. Но я тогда просто попросил: «Зачем? Не надо! Я ничего такого не совершил». Что я потом буду придумывать? Но, как говорится, в 1991 году к этому вопросу вновь вернулись. И вот был указ уже о присвоении звания Героя. А в принципе — ну, где-то, наверное, может быть, проявлял какую-то, как говорят, смелость, где-то, может быть, рисковал побольше. Ну, я не знаю, мне трудно оценивать. Это не наша задача — оценивать самих себя. С моей точки зрения, ничего героического я там не совершал — просто выполнял свою работу, которую должен был выполнять, в том числе и рискуя жизнью.

А. Пичугин

— Некоторое время назад, ну вот совсем недавно, огромное количество газет писали, что сенсация: последний (ну, как мы выяснили, предпоследний) Герой Советского Союза принял монашество. Тут сразу возникает вопрос, почему. И, с другой стороны, логичный ответ, наверное — в этом ничего особенного ведь нет! На протяжении нашей истории, древней истории мы знаем, что люди, причастные к ратному делу, неоднократно принимали монашеский постриг. Но в Вашем случае это был осознанный приход в Церковь, связанный с войной, или это было уже такое зрелое, позднее решение?

К. Бурков

— Ну, воевать я завершил в 1984 году, а монашеский постриг я принял в 2016 году, так что прошло очень много лет после…

А. Пичугин

— Ну я даже, скорее, имею в виду то, что это решение как-то зрело в Вас? Вы пришли в Церковь еще в советское время или уже позже?

К. Бурков

— Нет, в советское время и в российское время я прошел такой путь: и был советником президента Российской Федерации, возглавлял Конституционный комитет при президенте, был депутатом, был бизнесменом. Последнее, что было в моей такой государственной и общественной деятельности, это перспектива совершенно реальная занять пост губернатора Курганской области. Но как раз в этот момент, в 2009 году, Господь меня призвал. И с той поры начался мой путь вот по той узкой тропе, по которой мы идем к Богу.

А. Пичугин

— Но это удивительная совершенно история. Вы могли быть губернатором, были советником президента, депутатом и, в итоге, оказались в монастыре. Причем, не просто в монастыре — вот передо мной лежит Ваша визитка: Свято-Казанское мужское архиерейское подворье Бишкекской и Кыргызстанской епархии. То есть и монастырь еще не в России — монастырь еще, как я понимаю, в Киргизии.

К. Бурков

— (Смеется.) Да, удивительны дела, Господи, Твои!

А. Пичугин

— Как Вы оказались в Киргизии, в итоге?

К. Бурков

— Вы знаете, в 2009 году, даже в конце 2008 года, я познакомился с экстрасенсами, которые участвовали в передаче «Битва экстрасенсов» по телеканалу одному нашему российскому. Это не была моя инициатива — это просто некоторые заинтересованные лица, как говорится, обратились к ним, им было важно узнать мою политическую перспективу в Курганской области. И случилось так, что один экстрасенс был из Кыргызстана — женщина по имени Роза. Очень такой, как говорят, сильный экстрасенс. В результате она теперь православная христианка, все ее пять детей — она многодетная мама — православные христиане, и я тоже теперь православный человек. Вот с того 2009 года Господь меня просто с одного фронта бросил на другой. И все эти семь лет Господь приводил ко мне людей в основном из Кыргызстана. Ну, видимо, настала пора самого меня теперь отправить туда. Вот я там так и оказался.

А. Пичугин

— А в Киргизии, в Кыргызстане много православных храмов, монастырей? Или это единственный — в котором Вы подвизаетесь?

К. Бурков

— Ну, если говорить о храмах, примерно один к трем: три мечети — один храм. Но это, правда, тоже не во всех областях — ну, если говорить о Севере и об Иссык-Куле. А монастырей… Сейчас там ни одного нет монастыря. Когда-то были — и мужской, и женский, но это было очень давно. В советское время их не было. Поэтому сейчас задача состоит в том, чтобы получить статус мужского монастыря вместо архиерейского подворья. И мы в этом году ждем комиссию, которая должна приехать из Москвы, на предмет того, чтобы мы стали монастырем.

А. Пичугин

— А какое отношение у местных жителей, коренного населения, к христианству?

К. Бурков

— Вы знаете, там, во-первых, населения такого, как говорится, славянской внешности — ну, где-то около 50 процентов.

А. Пичугин

— То есть не уехали после распада Советского Союза?

К. Бурков

— Кара-Балта, где мы расположены, это бывшее село Семеновское, казачья станица. Поэтому это же Север Киргизии. И там много казаков. Поэтому в город когда выходишь, то — ну, половина на половину. А сами киргизы — они обрусевшие. Правда, и наши казаки тоже — окиргизившиеся. (Смеется.) Ну, вот такое смешение — оно нормально.

А. Пичугин

— Мы Вас представили как руководителя Центра душепопечения и психологической помощи. А кому Вы помогаете, и что это за Центр?

К. Бурков

— Раньше он назывался немножко иначе — это был Центр многопрофильной помощи лицам, попавшим в трудную жизненную ситуацию. Это в рамках Фонда «Герои Отечества», с 2007 года я этим и занимался. Но если это раньше была, действительно, раньше социальная помощь… Собственно, и по жизни у меня государственная и общественная деятельность — я занимался именно социальной работой, то эта работа меня и привела как раз в тупик, когда я понял, что бесплодно, просто как белка в колесе, а толку никакого. Люди не меняются, поэтому ничего вокруг не меняется. Можно разрулить, разрешить любую проблему человека, но он так же останется несчастным. У него эта проблема возникнет — ну, пусть не эта именно, но другая. И это меня и привело-то вот к тому пониманию… Именно в 2009 году у меня, скажем так, был психологический кризис, выражаясь языком психологии, — я понял, что я попал в какой-то тупик. В какой-то круговорот, в котором нет перспективы. Именно в этот момент меня Господь и призвал. И поэтому с того времени я занимаюсь уже именно душепопечением. То есть суть, смысл всей работы заключался еще до монашества уже в том, чтобы подсказывать людям, которых Господь ко мне приводил, путь, где истина, где путь, каким путем надо идти и где жизнь.

А. Пичугин

— А душепопечение — это имеется в виду духовничество, да?

К. Бурков

— Можно и так это назвать. Но когда ты мирянин, так это не совсем верно. Поэтому у меня и центр назывался иначе. Это была катехизаторская работа, прежде всего. Вот как катехизатор — я и курсы богословские соответствующие заканчивал, и в храме имел опыт уже ведения бесед с прихожанами. Я и сейчас воскресную школу веду и для насельников монастыря, и для мирян, когда там нахожусь — в Кара-Балте.

А. Пичугин

— Ну, я так понимаю, что Вам приходится разрываться между Кара-Балтой и Москвой?

К. Бурков

— Нет, это не разрыв. Просто когда есть… Меня туда больше тянет.

А. Пичугин

— Да? А почему?

К. Бурков

— Вы знаете, когда был постриг… Вообще, ведь и монашество для меня тоже стало совершенно неожиданным, я бы так сказал даже. Вот с 2009 года несколько лет — по сути дела, до прошлого года, до 2015-го, то есть шесть лет, был мой путь познания, катехизаторской работы, социальной работы. То есть я старался исполнять заповедь — ту, которую Господь Иисус Христос говорить: «Не заботьтесь о завтрашнем мне, не говорите мне, что нам есть, что нам пить и во что одеться. Моя задача была — снимать материальные проблемы с тех людей, которых Господь ко мне приводил, чтобы они могли искать Царство Божие. И уже в поиске этого Царства Божия мы изучали и ислам, и христианство, и баптизм, и католицизм. И, в результате, мусульмане делали выбор — выбор в пользу православия. Вот 11 человек крестилось. И в прошлом году уже, когда как бы вот я чувствовал — и итог уже этой работы есть, и я чувствовал, что надо дальше как-то двигаться, что-то должно происходить дальнейшее — какое-то углубление в православие, и меня все время тянуло, конечно, к уединению — ну, с одной стороны, потому что я устал от работы с людьми. Все-таки работа эта сложная, хотя и очень такая, Вы знаете, я бы сказал, благодарная. Потому что когда ты видишь, как у людей жизнь меняется в корне, как они сами меняются, как ты сам при этом меняешься (правда, себя, в основном, не замечаешь — это со стороны уже люди видят), то сердце радуется. Сердце радуется, когда люди обретают Господа нашего Иисуса Христа в сердце своем. Но мне хотелось как-то в отношении себя лично чего-то большего. У меня возникал вопрос: а в чем моя перспектива? И вот иеромонах отец Силуан из Казахстана, который крестил экстрасенса, вот эту Розу, и у нее сейчас имя Иустина… Причем, это имя…

А. Пичугин

— Иустина или Иустиния?

К. Бурков

— Иустина. Вот есть Киприан и Иустина, и вот это было ее имя. Причем, мы независимо — монах, крестный папа будущий тогда, и я, кто занимался душепопечением тогда, мы независимо друг от друга пришли к одному имени — Иустина.

А. Пичугин

— Причем, имя-то, в общем, далеко не самое распространенное.

К. Бурков

— И, кстати, я вытянул записку из четырех с именем Киприан.

А. Пичугин

— Интересно!

К. Бурков

— Причем, имя «Киприан» было включено в последний день. С владыкой Даниилом было обсуждено три имени, из которых я должен был выбрать.

А. Пичугин

— Вы сами выбирали себе имя в постриг?

К. Бурков

— Ну, я тянул записочку.

А. Пичугин

— А, ну просто… При этом Ваше мнение учитывалось, когда Вы эти несколько имен обсуждали, нет?

К. Бурков

— Нет, я понятия не имел вообще! Мне благочинный, теперь мой духовный наставник отец Макарий, благочинный нашего архиерейского подворья, он вообще хотел сам. Он сказал: «Я сам тебе дам имя». Но в последний день, когда мы с ним сидели, и я за всю жизнь, как говорится, ему исповедовался, он в последний момент, когда разговор был об экстрасенсах, об Иустинии, говорит: «Вот у меня есть иконка — Киприан и Иустина, будешь в Москве — передай Иустине в подарок». И, как он потом сам рассказывал, говорит: «Протянул руку — потом смотрю чего-то на тебя, на иконку, какая-то схожесть есть». И не стал даже ее отдавать мне — поставил иконку рядом с собой. А потом, когда уже я ушел, он говорит: «У меня все время мысль такая настойчивая: «Включи имя «Киприан», включи имя «Киприан». Ну, и с владыкой созвонился — он говорит: «Давай, включай». Я ничего не знал этого.

А. Пичугин

— Напомню, дорогие слушатели, что у нас сегодня в гостях инок Киприан Бурков, Герой Советского Союза, руководитель Центра душепопечения и психологической помощи. Интереснейшая… ну, интереснейшая — страшная, наверное, история, но, тем не менее, совершенно удивительная: в 1984 году Вы, лишившись ног, вернулись на военную службу все-таки.

К. Бурков

— Ну да.

А. Пичугин

— А как так произошло, что Вы все-таки вернулись?

К. Бурков

— Ну, понимаете, перед этим у меня был уже один такой удар, как для молодого летчика, — это туберкулез. Я переболел туберкулезом в 1981-1982 годах, в результате не попал тогда в Афганистан, когда поехал туда отец в 1981 году.

А. Пичугин

— А Вам хотелось в Афганистан тогда, да?

К. Бурков

— Да, конечно. И он добровольно поехал, и я, в конечном итоге, тоже поехал добровольно.

А. Пичугин

— А почему, кстати? Это ощущение интернационального долга какое-то, или?.. По каким причинам?

К. Бурков

— Вы понимаете, конечно, мотив был один: помочь братскому афганскому народу. конечно, мы воспитывались в духе интернационализма, мы знаем о нашей помощи в предвоенные времена в Испании, китайскому народу, и так далее. И поэтому это военный человек хочет как-то свои навыки использовать — не в смысле воевать, а в смысле оказания помощи, пусть военной. Мотивы были такие и у отца, и у меня. Вот в его стихах, в последнем прощальном письме, которое как завещание, в котором даже он указал, как погибнет, есть такие слова: «За долю лучшую мусульманина-брата в бой шел, караваны брал, и за совесть, а не за награды, своей жизнью рисковал». Я то же самое — хотел помочь братскому афганскому народу. Но поскольку сначала заболел туберкулезом, и я не попал, мне запретили — (нрзб.) приказ был. Потом, когда все-таки я исцелился и мне дали добро, погиб отец, и опять мне запретили. И вместо Афганистана направили на Урал служить. Но через год я все-таки, узнав о разнарядке, что пришла разнарядка на Афганистан, один человек требуется, я туда поехал. Меня все-таки пустили. И там я служил авиационным наводчиком. Работа очень интересная, очень рискованная. У меня в группе было пять офицеров, целым оттуда ни один не ушел, к сожалению. Двое из нас тяжело ранено. У одного — Вагира Шайхуллина — ногу оторвало выше колена, глаз выбило. У меня вот две ноги оторвало, и тяжело (нрзб.)…

А. Пичугин

— Ну, я бы никогда не сказал, если бы не знал. Когда Вы пришли, я удивился. Это не просто незаметно — это абсолютно никак не сказывается. Ну, сказывается — то есть я, конечно, здесь не волен говорить, но это абсолютно незаметно со стороны.

К. Бурков

— Так вот, понимаете, когда я утром очнулся после транса… Я вообще в сознании был все время с момента ранения. И, более того, я даже управлял авиацией там еще.

А. Пичугин

— А в чем заключается специфика службы авианаводчика? Где он находится и что он делает? Ну, авианаводчик — понятно, что наводит, но где он находится? То есть он обычно где-то в эпицентре событий?

К. Бурков

— Конечно. Во-первых, он всегда должен быть там, где идет боестолкновение. Потому что задача авиационного наводчика — управление авиацией над полем боя. Поэтому противника надо видеть, чтобы наводить авиацию. Чтобы видеть, надо, как говорится, высунуться под пули. И, в то же время, когда остальные могут лежать и ждать, когда будет огневое поражение авиацией нанесено, авиационный наводчик должен работать. И в этом опасность. В то время у нас не было, как сейчас, скажем, серии лазерного наведения. Было наведение очень простое такое — как во времена Отечественной войны, по курсу, по дальности. Но чтобы летчика сориентировать в горах — он же не видит с полутора тысяч метров, где он различит в камнях там, кто где лежит, где «духи», где свои»? Поэтому мы обозначали себя, где мы находимся, дымовой шашкой. Сами понимаете, когда дым противник видит, вертолеты появились — ага, сейчас будут наводить. Дым полетел — там наводчик, туда весь шквал огня. Потому что первая задача у противника — уничтожить авиационного наводчика. Он представляет самую главную опасность.

А. Пичугин

— То есть этот человек — он не то что обречен погибнуть, но очень велика вероятность?

К. Бурков

— Ну, даже у противника была инструкция о выявлении и уничтожении авиационного наводчика, конечно.

А. Пичугин

— А когда Вы вернулись на службу после ранения, Вы продолжили эту работу, или у Вас была какая-то другая уже, другое назначение?

К. Бурков

— Нет, именно эту. Я поэтому отказался вернуться в училище и летать там — мне предлагали, хотели чисто из меня такого, знаете, в прямом смысле второго Маресьева сделать. А я сказал: «Нет, я должен вот эту работу продолжить», потому что у нас не было ни одного в армии документа по офицерам, по авиационным наводчикам, по группам боевого управления авиацией.

А. Пичугин

— А летать не хотели?

К. Бурков

— Хотел, я и летал. Но я летал — это уже не как моя служба была, летная чисто. В порядке удовольствия. Я и прыгал с парашютом, и затяжные прыжки прыгал. То есть я себя не лишил летного удовольствия летать — я и сейчас на паралете летаю.

А. Пичугин

— Здорово, здорово.

К. Бурков

— Мне запретил мой хирург Владимир Кузьмич Никулин, который меня в Афганистане оперировал, прыгать с парашютом, потому что у меня каждый раз что-нибудь происходило. И когда у меня в последний прыжок в 2003 году вылетело плечо при свободном падении — ну, просто раньше был вывих, и выдернуло потоком плечо, когда я к нему приехал, он мне сказал так: «Еще раз прыгнешь — я тебя сам убью!» (Смеется.) Вот. Потому что, понимаете, опять-таки, он обо мне очень заботился. Как он сам говорил, после ранения моего, «по всем законам медицинской науки, ты жить не должен». И, как я спустя три года после ранения узнал, у меня трижды была клиническая смерть. А я все думал: откуда у меня такие воспоминания странные — свет в конце тоннеля какого-то, я куда-то лечу, чего-то вижу там?..

А. Пичугин

— Это правда, да? Люди в клинической смерти действительно это видят?

К. Бурков

— Я могу говорить за тех, кого я лично знаю. Конечно, правда. Для верующего, православного человека в этом нет ничего такого необычного. Мои друзья это видели — Александр Карпенко, Константин… То есть те, с кем я дружу, у кого из нас была клиническая смерть, все мы видели жизнь после смерти. Мы ее прошли практически. И помогло мне остаться в армии… как раз вот Алексей Маресьев! Потому что после ранения, когда я утром очнулся, вижу под простынкой — лежу, левой рукой сбросил эту простыночку… Ну, у меня правая была в гипсе… Остатки ног вижу загипсованные… И, знаете, вот впереди где-то так возник образ Алексея Маресьева. Вот как потом было…

А. Пичугин

— Отчаянья не было?

К. Бурков

— Нет, Вы знаете, у меня вообще близко в этом направлении даже движений никаких не было Наоборот… Ну, во-первых, до того, как меня на операционный стол положили, там было не до размышлений. Я об одном переживал: ну как же моя мамочка? Год назад отец погиб — и тут я без ног остался. Вот это у меня, так сказать, было самое большое переживание — это за маму, как она это все выдержит. А когда я очнулся — вот, я говорю, Алексей Маресьев, как образ Девы Марии. И я так… В голове прозвучало, в уме: «Он советский человек — и я советский человек, он летчик — и я летчик. А чем я должен быть хуже Маресьева?» И вот когда приехало ко мне командование, они спросили: «Что мы можем для тебя сделать?» Я сказал: «Есть три просьбы. Первая: маме не сообщайте. Чем позже увидит, тем более здоровым меня увидит». Вторая просьба была — это «помогите остаться в армии». Все эти просьбы и были… Да, ну, и одна просьба была — это как раз «не надо мне присваивать звание Героя, я ничего такого не сделал».

А. Пичугин

— Но все равно Звезда Вас догнала!

К. Бурков

— Ну, вот так сложилось, да. И, слава Богу, командующий, Царствие ему Небесное, генерал Колодий, написал ходатайство на имя главкома министра обороны об оставлении меня в рядах Вооруженных сил, которое, конечно же, свою положительную роль впоследствии сыграло. Ну, а я когда увидел образ Маресьева и подумал, что я тоже советский человек, я тоже летчик, почему я должен быть хуже? — и во мне… Я просто махнул рукой и сказал: «А, ерунда эти ноги! Новые сделают». И с тех пор у меня просто не было ни малейшего сомнения, что я не останусь в армии, что я не буду летать. Я абсолютно был уверен, что именно так и будет. Так оно и случилось.

А. Пичугин

— Угу. А когда уже впоследствии Вы пришли в Церковь… Все-таки мы как-то сначала этот вопрос не прояснили с вами… У Вас не было сомнений — оставаться просто в храме, быть мирянином, обычным верующим человеком, ходящим в храм, не принимать монашество, монашеский постриг?

К. Бурков

— Дело в том, что когда вот после четырех лет познания и в духовном плане, то есть опыта, и познания в таком теоретическом, то есть путем чтения духовной литературы, святых отцов и, конечно же, Священного Писания, после этого периода, конечно, у меня уже не было вообще желания. То есть я старался жить по принципу — «ничего не напрашивайся и ни от чего не отказывайся, кроме греха». Я вручил себя в волю Божью и старался жить без своих желаний, без своих планов. И так и было. И в прошлом году один батюшка, отец Владимир, настоятель храма в Кожино у нас (это в Московской области, в Рузском районе), попросил меня сделать реабилитационный центр. У него там социальный центр есть, и вот из него сделать реальный реабилитационный центр алкозависимых, наркозависимых. И мы поехали на благословение к старцу нашему Илию. И перед этой встречей батюшка нам говорил (нас трое было еще мирян): «Давайте, когда старец подойдет, Вы спрашивайте». Я не знал тогда, честно говоря, что спрашивать. Я говорю: «Ну, а чего я буду спрашивать? Если он старец, он сам скажет, что сочтет мне нужным от Бога передать». Ну, и когда была встреча, действительно, отец Илий подошел к нам, одного взял, посерединке который стоял, Константина, за руку и сказал: «Вот, батюшкой будет». Он сейчас учится на втором уже курсе Духовной семинарии. Ну, а когда очередь дошла до меня, мне старец ничего не сказал, я ничего не спрашивал. И тогда меня батюшка ударил просто в спину своим огромным кулачищем и сказал: «Спрашивай!» И мне ничего умнее в голову не пришло… Ну, у меня действительно все время сверлила мысль — спросить. И я так и спросил, как звучала мысль: «Скажите, отец Илий, есть ли Божья воля на постриг меня в монахи?» Я вот именно так и спросил: «Есть ли Божья воля?» Он поднял на меня глаза, посмотрел, потом его взгляд, хоть, вроде, был на меня, но где-то он был на Небесах. И возникла, как говорят, неловкая пауза. И тогда я уже, когда пауза затянулась, наклоняюсь и говорю: «Так благословите?» И опять тишина. Я думаю: «Ну, вот я попал… Надо голову поднимать…» Голову только начал поднимать — и сразу получил рукой по голове: «Благословляю!» И когда я поднял голову, видел уже уходящего старца, он повернулся на меня и сказал так, пальчиком показав: «Но сначала — добрый самарянин!»

А. Пичугин

— А что это означало?

К. Бурков

— Вот наш душепопечительский центр, Центр душепопечения и психологической помощи, называется «Добрый самарянин».

А. Пичугин

— Напомню, дорогие слушатели, что сегодня у нас в гостях инок Киприан Бурков, Герой Советского Союза, руководитель Центра душепопечения и психологической помощи, полковник в отставке, президент Фонда «Герои Отечества», поэт, автор, исполнитель песен. Продолжим через минуту. Меня зовут Алексей Пичугин.

Возвращаемся в нашу студию, где сегодня беседуем с иноком Киприаном Бурковым. Отец Киприан — Герой Советского Союза. Мы называли его последним Героем, но вот, как выяснили в начале программы, все же после его награждения уходящий в отставку президент Михаил Горбачев подписал указ еще одного человека наградить «Золотой Звездой». Так вот, наш сегодняшний гость — инок Киприан Бурков, полковник в отставке, Герой Советского Союза, президент Фонда «Герои Отечества», руководитель Центра душепопечения и психологической помощи. Мы Вас представляем еще как президента Фонда «Герои Отечества». Что это за фонд, расскажите, пожалуйста.

К. Бурков

— Ну, раньше просто этот фонд занимался… В нем был Центр исследования проблем гражданского общества и социальных проблем и Творческий центр. Поэтому в рамках этой деятельности я занимался военно-патриотической работой. В рамках военно-патриотической работы я проводил такие концертные, что ли, мероприятия, а точнее, они назывались «массовые театрально-зрелищные мероприятия», в День Победы и на День города в Москве — на Поклонной горе, на Театральной площади, как режиссер, как продюсер, как автор-исполнитель песен и как даже ведущий. Ну, патриотическая работа — это понятное дело. Ну, а социальные проблемы — я всегда ими занимался, хоть в общественной, хоть в государственной деятельности.

А. Пичугин

— Монашеское служение тяжелее, чем работа на посту помощника президента, чем бизнес, чем госслужба? Все-таки служение монаха тяжелее или нет?

К. Бурков

— Вы знаете, раньше, когда я познавал христианство и читал о подвижниках, что они там какой-то подвиг совершают монашеский, я думал: «Чего такое? Что за ерунда? Жизнью не рискуют. И тогда какой это подвиг?» Сейчас я могу сказать так: вот я делю на три, скажем, деятельности, в рамках которых совершается подвиг — может совершаться. Это война — это первое, что я прошел. Второе — это подвиг в обычной жизни. И он заключаться может в чем? В том, чтобы не проходить мимо. В постоянстве. Вот если я исповедую какие-то принципы, чтобы я всегда их исповедовал. Дело — это труднее. И я знаю, когда люди, проявлявшие чудеса храбрости на войне, пасовали в мирной жизни, хотя даже в тех обстоятельствах, когда действительно жизни не угрожало, а просто это лишние хлопоты, лишние заботы, да и как бы… «не мое дело», то есть «моя хата с краю», «я, типа, свое отвоевал». Вот это я понял — что гораздо труднее оставаться самим собой в миру, живя в обычной жизни. И вот когда я уже стал монахом, хоть я и немножко им помонашествовал, но я могу сказать, что вот эти семь лет — они уже были монашескими. Они только были без послушания. Я поэтому и говорил, что мне не хватает «палки» надо мной — послушания. Я могу сказать, что сложнее этого монашества… Молитвенный подвиг — это самый трудный подвиг. Потому что он каждодневен, каждочасен, каждоминутен.

А. Пичугин

— Давайте еще вернемся к монастырю. Скажите — нас слушают разные люди… В чем, в первую очередь, нуждается монастырь, который находится за пределами страны, ну, еще, в общем, в стране, прямо скажем, неправославной, хотя Вы говорите, что половина населения — это русские, и храмов все-таки достаточно много?

К. Бурков

— Ну, я могу сказать так: у нас храм даже не отапливается. У нас не хватает… У нас вот всего шесть монахов, но если будут седьмой-восьмой, нам их селить некуда. Живем мы в таких глинобитных, отапливаемых печкой. То есть это, кстати, нормально. Я вот в деревне много прожил — мне так очень нравится, родное. А вот если кто к нам приезжает, нам их даже поселить некуда. У нас нет ни гостиницы, у нас нет классов для ведения воскресной школы. У нас есть одно небольшое помещение, в котором мы делаем все — и принимаем людей, и… И поэтому монастырь, конечно, нуждается в строительстве корпусов и в отоплении храма, это первое. У нас даже колоколов нету. То есть нам надо колокола. Конечно, местное население — оно не столь в достатке живет, по сравнению с нашими россиянами, поэтому проблема финансов, конечно, есть, очень серьезная. Мы хотим редакционно-издательский свой отдел сделать, потому что мы не можем…

А. Пичугин

— …епархиальный или монастырский?

К. Бурков

— Монастырский. Мы не можем отсюда возить духовную литературу. То есть нам нужны некоторые вещи, которые бы мы могли там — размножать. Поэтому вот сейчас первичная задача — это найти деньги на утепление храма. Вторая задача — колокола. Третья задача — это редакционно-издательский отдел, четвертая задача — это корпуса для воскресной школы. То есть нам дом причета надо на самом деле строить. Я уж не говорю о благоустройстве территории, которая, конечно, не благоустроена, ничего… Это запущенная очень территория. Она находится в центре города Кара-Балты.

А. Пичугин

— Я даже с трудом себе представляю, где находится город Кара-Балта.

К. Бурков

— Ну, это где-то более 100 километров западнее Бишкека.

А. Пичугин

— Ага, понятно. И как Вы сейчас справляетесь с тем, что вот нужно все строить, нужен дом причета, корпус причета, даже, скорей, целый? А как Вы сейчас справляетесь со всем?

К. Бурков

— Если семь лет я уходил от публичности, от телевидения, от радио, от любых СМИ…

А. Пичугин

— Вот Вы к нам пришли теперь…

К. Бурков

— …я просто не занимался никакой общественной работой — я просто от нее шел, только вот занимался теми людьми, которых приводил ко мне Господь, то сейчас я участвую в тех мероприятиях… ну, в общем, во всех, которые помогают, позволяют мне и связи свои восстановить — в хорошем смысле связи. Потому что вот многие мои товарищи — Герои России. Вячеслав Бочаров — прекраснейший человек. Он, кстати, в школу в Беслане первый вошел. Он в спецподразделении «Вымпел» был, получил тяжелейшее ранение в лицо. Он сейчас первый замсекретаря Общественной палаты Российской Федерации. Есть наши товарищи, которые в Администрации президента, я уж не говорю о депутатском корпусе. Но это надо встречаться вот на 9 декабря, на День Героев Отечества — мы в Кремле виделись, и со многими я договорился встретиться. После Нового года начнем встречаться. Надеюсь, что мои товарищи смогут чем-то мне помочь в отношении конкретного финансирования очень конкретных проектов.

А. Пичугин

— Угу. Ну, а конкретные проекты… Помимо вот этого центра, о котором мы вкратце поговорили, какие еще проекты у Вас есть?

К. Бурков

— Я первый сказал — там, прежде всего, в храм отопление надо… Есть ребята — Сергей Глухов, мой прекрасный товарищ. Он занимается такой работой очень… И бизнесмен хороший. Так что они все тоже нам это сделают. Но нужны колокола — это уже другая, да?..

А. Пичугин

— Ну, это другие деньги.

К. Бурков

— Да.

А. Пичугин

— Хотя издательская деятельность — она тоже, в общем, непростая. Тем более, издавать православную литературу, христианскую литературу в Киргизии, наверное, относительно непросто?

К. Бурков

— Да там… Да, нам надо иметь свою… Мы же это все хорошо проанализировали, проработали все эти вопросы, поэтому у нас есть конкретика и по финансам — сколько, чего, и так далее. Так что лицам, заинтересованным нам помочь, мы всегда можем очень четко и конкретно сказать, в чем мы нуждаемся. Ну, у нас передача все-таки не об этом… (Смеется.)

А. Пичугин

— Ну почему? Опять же, нас слушают разные люди. Может быть, у кого-то будут какие-то возможности помочь — может быть, ну, не деньгами, но какими-то… Ну, как-то помочь. Это же тоже важно. А вот сам Центр душепопечения и психологической помощи — он где расположен, еще раз скажите?

К. Бурков

— Он расположен, как говорится, там, где я. (Смеется.) И мои товарищи, которые мне в этом деле помогают. Это из наших православных Михаил Хасьминский…

А. Пичугин

— А, да, мы Хасьминского хорошо знаем. Он к нам приходит периодически.

К. Бурков

— Да. Мы вместе. Он, в общем-то, меня здесь в это дело, так сказать, и привлек. Я учусь сейчас в Российском православном университете на факультете психологии. Я как раз туда и пошел, потому что мне немножко не хватало знаний психологии. Ну хоть сейчас выясняется — оказывается, у меня все эти знания есть. А светская психология — это совсем не то, что нам надо.

А. Пичугин

— Ну почему же? Светская психология… Тот же Михаил Хасьминский — он ее и практикует.

К. Бурков

— Практикует, конечно, да. Ну, он по-православному практикует.

А. Пичугин

— А как понять?.. А в чем недостаток светской психологии?

К. Бурков

— Психология переводится «психо-логос», то есть «слово о душе», в переводе. Наука, которая отвергает наличие души, о чем она может говорить? Эта наука, знаете, как такой страус, который голову в песок засунул, там чего-то видит, а вокруг — ничего. Не видит корней. Откуда плоды гнилые берутся? Он видит гнилой плод, но не знает, чего с ним делать — ни психолог, ни клинический психолог, ни, тем более, психиатр.

А. Пичугин

— А кто знает?

К. Бурков

— Православие знает, наши святые отцы знают.

А. Пичугин

— Но человек же может быть и неверующим.

К. Бурков

— Господом нам открыто.

А. Пичугин

— Человек же может быть неверующим — для него это объяснение, наверное, как-то не играет роли значимой?

К. Бурков

— Вы знаете, я вот задумывался над таким моментом… Один раз я смотрел телеканал «Союз» в начале своего пути, в 2009 году. В передаче «Беседы с батюшкой» появился молодой человек — такой, как говорят, безусый священник. Я думаю: «Чего его слушать? Чего он может сказать?» Извиняюсь, я как тогда говорил, «салага, моря не видал!» Я вот — умудренный опытом, прошел огонь, воду и медные трубы. А он — чему он может меня научить? Вы знаете, когда я дослушал эту передачу (я все-таки, слава Богу, ее стал слушать), в один момент я почувствовал себя полным дураком. Знаете, почему?

А. Пичугин

— Почему?

К. Бурков

— Потому что он говорил не свое, а Слово Божье. Так вот так и здесь, понимаете? Слово лечит. Мы же знаем, что словом можно убить. Но словом можно поднять на подвиг. Так вот если я буду говорить свое слово, то грош ему цена. Но если я буду передавать человеку слово Божье, то есть глаголить истину… «Говорите истину друг другу», да? Мы с тобою угодны такие Господу. Вот это слово, Божье Слово, то есть сам Бог — Он лечит. И я Вам скажу, что, Вы знаете, просто чудеса происходят!

А. Пичугин

— Напомним, дорогие слушатели, что сегодня у нас в гостях инок Киприан Бурков, Герой Советского Союза, полковник в отставке, президент Фонда «Герои Отечества» и руководитель Центра душепопечения и психологической помощи.

К. Бурков

— Вот ко мне приводил Господь алко- и наркозависимых.

А. Пичугин

— Угу. А как Вы с ними, кстати, работаете? Ну, сейчас, да, подробнее поговорим.

К. Бурков

— Я еще раз скажу. Вот Вячеслав Боровских — прекрасный психотерапевт, тот же Михаил Хасьминский. Это действительно истинно православные психологи. Авдеев, да? Они Вам расскажут, как… Они работают так же, как работает катехизатор. Просто еще есть специфика медицинская… То есть некие знаем медицинские аспекты, некие аспекты… некую христианскую психологию. То есть антропология, прежде всего, христианская — надо знать человека, чтобы с ним работать. Когда мы знаем это, мы знаем тогда — Господь все пути работы с душой указал. Он же сказал: «Придите ко мне все труждающие и обремененные, Я успокою вас!» и так далее. Поэтому — да, сначала просто, когда человек тяжелый алко-, наркозависимый приходит, или тот же баптист приходит, игроман — это все вот люди, которые у меня были. Экстрасенс, шизофрения… То есть раздвоение личности полное — просто там раздербанивается человек на разные части.

А. Пичугин

— Но это же очень разные категории — баптист, наркоман, игроман.

К. Бурков

— Да. А лечение — одно. Главный лекарь у нас Господь. Вот мы, знаете, такие… медбратом даже себя трудно назвать, а вот такая, знаете, санитарка! Ну, и немножко, пусть будет, медбрат такой маленький, да? Наша задача — всегда, в первую очередь… Вот есть принципы реабилитации: сначала человеку нужно прийти в себя, потом ему надо прийти к Богу, а потом — вернуться к людям. Понимаете, вот смотрите… У нас все методики направлены на то, чтобы люди прекратили пить или колоться, наркотики употреблять. То есть «завязал».

А. Пичугин

— Ну да.

К. Бурков

— А это излечение или нет?

А. Пичугин

— Нет, это ремиссия, наверное.

К. Бурков

— Это просто «завязал». И практика показывает… В моей практике было, когда еще, как говорится, 10 лет, уже больше, в 90-е годы…

А. Пичугин

— А излечение — да…

К. Бурков

— Так вот смотрите: люди прекращали, не пили, не употребляли пять лет. Месяц — человек сгорает, все. Тут только капля в рот попала — все!

А. Пичугин

— Но ведь от этого же никто не застрахован, по идее! Это может быть как верующий человек, так же сорваться, к сожалению, так и…

К. Бурков

— Может любой. Но это проблема — есть ли в тебе Бог или нет в тебе Бога, понимаете? Когда вот человек отпадает от Бога, ему ничего не поможет. Да, может, в лучшем случае, такими психологическими методами… Можно, да, ему помочь прекратить на время. Но это не исцеление. А православие — исцеляет. И вопрос только в одном — хочет этого человека или нет. Да, не все исцелялись святые наши от всех болезней. Болезнь иногда просто необходима человеку. Но это Господу лучше известно. Я точно Вам могу сказать, что есть факты у меня, когда человек не просто прекратил пить… Ты ему хоть сейчас десять стаканов залей насильно в горло…

А. Пичугин

— …он после этого не начнет?

К. Бурков

— Ну, ему так же будет плохо, как человеку, первый раз употребившему. Будет рвать и так далее. И потом он смотреть на нее опять не может. А алкоголик — только капля попала в рот — все, запой! Так же, как и наркоман. Все, покатился сразу же! Только попал в среду неблагоприятную — в два счета человек может улететь. Потому что нет исцеления, а православие лечит.

А. Пичугин

— А в Киргизии много алко- и наркозависимых? И приходится и вот там с ними работать?

К. Бурков

— Много, конечно, алко- среди славянской, скажем, внешности, и нарко- среди киргизов. Эта работа, конечно, штучная такая, если можно выразиться, индивидуальная очень, она долговременная. Поэтому это душепопечение, это не просто психологическая помощь, это душепопечение о душе. В полном ее объеме, весь комплекс работ.

А. Пичугин

— Понятно.

К. Бурков

— Это то, что мы называем в монашестве «духовничество», когда вот…

А. Пичугин

— Ну, да, мы об этом как раз и говорили. А все-таки, ну вот меня не оставляет…

К. Бурков

— Вернее даже, не духовничество, а старцы, да? Вот старцы занимаются… Именно тот человек, который старцем величается, это вот в самом полном смысле и комплексе душепопечение.

А. Пичугин

— Ну все равно меня не оставляет этот вопрос: есть христианская психология.

К. Бурков

— Да.

А. Пичугин

— Я так понимаю, что Вы учитесь в Университете Иоанна Богослова как раз по этому направлению. Но ведь азы — они все равно одни и те же у христианской психологии и у обычной, общечеловеческой? Нет?

К. Бурков

— Категорически нет. Понимаете, светская психология подходит человеку… Вот есть проблема. Задача какая? Человек приходит: «У меня есть проблема, помогите мне от проблемы избавиться». Пожалуйста. Вот, знаете, открываю книгу светских психологов (даже называть их не буду) — для женщин: «Если у Вас притупились чувства с мужем, если как-то у Вас отношения охладели, если Вы все вот это то романтическое, хорошее, что у Вас было, потеряли, чтобы возродить это, заведите любовников».

А. Пичугин

— Нет, ну, Вы знаете, это уже крайний случай. Это же, наверное, все-таки не совсем психолог (нрзб.).

К. Бурков

— Я говорю Вам о подходе. То есть удовлетворить потребность и снять проблему. Но это не, понимаете… Чтобы… Психолог работает — он этим зарабатывает. Вот душепопечитель этим не зарабатывает. У меня нет необходимости делать так, чтобы человек на меня привязывался. А психолог именно так и делает. Ему надо этим зарабатывать. Он нарабатывает клиентуру. Действительно, клиентура работает. Он этим зарабатывает. Ему надо привязать к себе человека. Так же, как экстрасенс завязывает на себе людей, и потом они без него ничего делать не могут. Ну вот как в Америке — по любому вопросу к психоаналитику. Это не помощь. Это зависимость.

А. Пичугин

— У нас уже время программы подходит к концу. Еще раз давайте напомним, где находится Ваш монастырь. В общем, Киргизия — там свои условия жизни, православный монастырь. Мы говорили уже о том, что в первую очередь нужно сейчас сделать. Давайте еще раз, может быть, напомним — кто-то из слушателей, возможно, пропустил эту информацию, правда ведь? Может быть, кто-нибудь найдется, поможет.

К. Бурков

— Ну, наше архиерейское подворье, которое, надеюсь, станет монастырем в этом годУ, находится в Кыргызстане, в город Кара-Балта. Но у нас нет, к сожалению, пока ни своего сайта…

А. Пичугин

— Да, у меня просто открыта сейчас фотография сейчас передо мной на компьютере Вашего монастырского храма — очень красивый.

К. Бурков

— Да, очень… Внутри его, слава Богу, сделали, там, реконструкцию. Прекрасно внутри, ну просто замечательно. Аж сердце радуется.

А. Пичугин

— А он новый, он именно под монастырь был построен?

К. Бурков

— Это вот отец Макарий, наш благочинный, он просто, знаете… Великолепную, прекрасную…

А. Пичугин

— А храм заново построили, или он старинный?

К. Бурков

— Старый, конечно, старый. Это был просто храм. Это сейчас эта территория — на ней просто попытались сделать женский монастырь, но женщинам тяжело, они не справились. Поэтому сейчас вот попытка наша освоить эту территорию. Она небольшая.

А. Пичугин

— Ну да, вот написано, что с 2013 года он мужской, в Кара-Балта он находится.

К. Бурков

— Да.

А. Пичугин

— Это относительно недалеко от Бишкека.

К. Бурков

— Да, недалеко.

А. Пичугин

— Спасибо большое! Я напомню, что сегодня у нас был в гостях удивительный человек — монах Киприан Бурков, полковник в отставке, предпоследний Герой Советского Союза, президент Фонда «Герои Отечества», руководитель Центра душепопечения и психологической помощи, поэт, автор-исполнитель песен. Спасибо большое! Вот сколько должностей. Спасибо! Я — Алексей Пичугин, мы с Вами прощаемся и до новых встреч в эфире Светлого радио!

Пожертвовать