Стать охотником, а не зверем

Галя З. объездила почти всю Европу, побывала во многих городах России, работает, занимается волонтерством и постоянно учится: сейчас заканчивает художественный колледж по специальности художник-прикладник, мастер росписи. Активно увлекается фотографией, мозаикой, иконописью. И все это вопреки диагнозу «ДЦП», который пугает многих родителей до такой степени, что они готовы отказаться от ребенка. Так произошло и с нашей героиней.

Галя попала сначала в детский дом, потом в интернат, как многие отказники. Там могла и закончится ее жиз нь, так и не начавшись. Детей с ДЦП, вне зависимости от их умственных способностей, распределяют в психоневрологические интернаты, где только от персонала зависит, как сложится жизнь человека. Гале повезло: она встретила хорошего честного педагога. Дело тут, конечно, не только в везении, но и в характере: обязательно нужно чего-то захотеть. Но как сложно сделать это там, где и напрягаться-то особо не надо: есть крыша над головой, еда, пенсия – живи – не хочу. Галя соглашается, что привыкнуть очень легко:

– Вот как, знаешь, когда охотишься, у тебя и нюх обостренный, и слух обостренный. А если тебе даром дают, зачем тебе охотиться? Сложности выбирают далеко не все. Когда тебе приходиться охотиться, ты уже привыкший, на подъем легкий. А когда ты не охотишься, у тебя притупляется это чувство. В интернате, чаще всего, так и бывает. Там процентов 70 из 100, может быть, даже больше. А за его стенами уже другая жизнь. Все, ты один в поле воин. Воин, именно воин. И никак иначе. Все от тебя зависит. Это главное, что пугает: ты являешься источником всего, от тебя все исходит. Хочешь стать человеком – борись. Хочешь заявить о себе – борись.

– А почему ты решила по-другому? Ты и учишься, и работаешь, и дальше хочешь образование получать. Почему?

– Вот конкретно на этот вопрос ответить я не смогу. Я могу только сказать то, что элемент борьбы здесь неизбежен. Почему? Что меня толкнуло? Ну да, я видела, что есть другая жизнь, что люди живут как-то не так, как мы. Сказать, что мне хотелось попробовать… Ну, я бы не сказала. Было интересно учиться. Скорее меня толкнуло желание стать кем-то. Я хотела быть художником. И вот, наверное, это желание стать художником, оно меня и толкнуло.

В моей жизни это получилось так. Художники и церковники появились одновременно. И те, и другие люди – они немножечко на своей волне, но в то же время делятся своими знаниями, добром. И вот у некоторых людей это очень видно. Они общаются между собой по-другому, видно, что это другие люди. И поэтому я хотела стать одной из них. А потом как-то так получилось однажды, что я подхожу к нашему логопеду, Валентине Николаевне, и спрашиваю: «А у нас в интернате это возможно? Вот мне по-честному, пожалуйста, скажите, не надо ничего приукрашать, не надо что-то придумывать, скажите, как есть. Я уже за это буду вам очень благодарна». Я, действительно, ей очень благодарна за то, что она сказала мне тогда правду. Это меня на многое подвигло. По крайней мере, это подвигло меня не строить воздушные замки и подобные вещи.

– А что она сказала?

– Она сказала, что у нас в интернате это невозможно. То есть тебе придется бороться. Хочешь быть человеком – борись. Образование, которое нужно хотя бы для поступления в колледж, ты у нас не получишь. С нашим образованием ты туда не поступишь. Поэтому я пошла в «Большую перемену» .

– А как ты про нее узнала?

– Однажды гуляя в парке, я увидела объявление: открывается набор взрослых для учебы в иконописной мастерской. Можно назвать это знамением, я бы могла проигнорировать, но так получилось. И это объявление висело, наверное, месяц. Оно висело, пока я не обратилась к указанному там человеку. Вот, казалось бы, я бы могла не обратиться никогда. Я уже записала телефон, записала имя человека, я связалась, пришла, во сколько требовалось, в назначенное время, в назначенное место. Человеком оказался дьякон, по-моему, его звали Тимофей, я точно сейчас не помню его имя, помню, как он выглядел. Это был огромный человек, знаете нашего царя Александра III, вот он такой великан. Он выглядел точно так же. Это такой великан с богатырской доброй-доброй душой. Дяденька-великан выглядит, конечно, сурово. Я бы не хотела с этим человеком познакомиться поближе или попасть под его горячую руку. А на самом деле он такой добрый! У него даже голос такой мягкий-мягкий, и он очень тихо говорит. С такой внешностью это совсем не вяжется. Я пришла, меня приняли, я занималась там год. Потом они переехали, наши пути разминулись, но это меня настроило: если хочешь продолжать дальше, придется идти в художественное. А я помнила, что с тем образованием, которое у меня есть, я туда не поступлю. Значит надо получать образование, чтобы хотя бы получить корочку. То есть дело в бумажке. Надо идти получать. Куда? И тут вот ребята, девчонки, которые учились в «Большой перемене», позвали меня с собой. Они заканчивали 9 класс, там как раз вот-вот выпускные экзамены и аттестат. И я пришла.

– Тяжело было учиться? Не возникало желания бросить?

– Бывает по-разному: некоторые приходят, потому что интересно, но потом не выдерживают, потому что постоянство требует усилий. И еще каких! У меня было три сумасшедших года. Сумасшедших во всех отношениях. Но это были самые счастливые годы. Когда я поступила в художку, как в рай попала, потому что все размеренно, тебя не гоняют. А в «Большой перемене» было, конечно, интересно: та же учеба, но под другим ракурсом. Но все равно сложно, потому что большая нагрузка и всякие поездки, подготовка к ним, конференции всевозможные: к нам приезжают, мы куда-то едем.

– И это дало шанс поступить, куда ты хотела. У тебя скоро выпускные экзамены. После окончания ты хочешь преподавать или быть мастером?

– Если честно, я хочу быть мастером. Потому что преподавание – это дело хорошее, но, во-первых, сложное. Я могла бы преподавать, я практически уверена. Но в нашей системе не очень хорошо относятся к преподавателям. Взять частный пример. Если один из учеников мне срывает урок, то сейчас я не могу применить к ребенку никаких воспитательных мер. В общем, я думаю на эту тему: либо пойти продолжить образование и потратить на это еще 6 лет, либо уже идти работать и попробовать себя как профессионал.

– А у тебя не было желания прийти обратно и работать преподавателем в детском доме?

– Никогда не возникало желания.

– Прийти и сказать: «Дети, не спите, мир не заканчивается стенами интерната»?

– Тут еще личное желание должно быть. У меня оно было. Очень многие вещи я поняла очень рано. Это даже не по-детски. Это пугает, потому что в семь лет ребенок понимает, что он один. Что, по сути, эту лямку мне придется тянуть одному. Я очень рано это поняла, в семь-восемь лет. А вроде бы, это детство, особенно если ребенок растет в семье.

– Ну все-таки, не хотелось помочь тем детям, которые хотят что-то изменить? Подсказать им? У меня есть знакомая, она сирота и пошла работать психологом в интернат, в котором воспитывалась.

– Она подвижница, передай ей это. Она подвижница, и низкий ей поклон. Тем более психологом. Это просто титанический труд.

– Ты рассказывала, что крестили тебя в детстве, а к вере пришла позже. Расскажешь поподробнее?

– К вере я пришла примерно в то же время. Как и говорила, художники и церковники в моей жизни появились одновременно. К вере я очень интересно пришла. Каждый человек, хотя бы однажды, задает себе вопрос: для чего он живет на этой земле? У меня этот вопрос возник очень рано, лет в десять. И я стала искать, для чего. Стала искать, и несколько лет у меня на это ушло. Никакого ответа не приходило. Жила я – плыла по течению. И тут стали приезжать люди из церкви. О них я ничего не знала. Но к ним присоединилась моя лучшая подруга Татьяна. Они стали приезжать как волонтеры и забирать детей в храм. Тех, кто хотел, возили на службы. Набирали человек по семь и ездили. А могли и глобально, человек по 20, но такое редко бывало. Моя подруга стала ездить с ними в храм. Ну ездить, ну хорошо. Но человек стал меняться на глазах! Я с этим человеком выросла, а тут она стала меняться. Она стала жизнерадостная, она выглядеть стала по-другому: у нее такое светлое лицо стало, просто потрясающее. А почему? «А я в храм езжу». Она увидела эту отдушину, выход из интерната, пусть и на время. Но это дало о себе знать.

И потом я присоединилась к ним. Я целый год просилась: «Ребята, возьмите меня с собой!» Не брали, потому что я плохо хожу. Ребят брали, которые ходят, это ведь не так сложно, как с человеком, который плохо ходит. А я плохо хожу, поэтому на меня так глянули: «О, ну это вообще дохлый номер». А я им: «Ребята, пожалуйста…» И вот так целый год. Это как в песне: «Надо быть спокойным и упрямым, чтоб порой от жизни получать радости скупые телеграммы». И у меня тут получилась такая же ситуация. Я целый год просилась, а потом, когда приехала, я помню свою первую службу. Я не помню всех подробностей, не помню, как я отстояла Литургию, но это, в принципе, не так важно по сравнению с тем, что было, когда настало время уходить. Сижу я на ступеньках храма – а это в Богоявленском соборе в Елохове было – и думаю: моей прежней жизни пришел конец.

Вот так я стала ходить в храм, и моя жизнь действительно изменилась. Внешне все осталось по-прежнему, ничего особенного не происходило. А внутренне я стала меняться. И очень быстро. Это было лет в 11-12, а крестили меня намного раньше. Крестили меня в пять-шесть лет, ну, больше для галочки. А потом я пришла сознательно. Сейчас я хожу в храм Трех святителей на Кулишках. Там тоже у меня друзей много. Из-за того, что много общаюсь, друзей много везде. С храмом я езжу в паломничества, но пока только по России. А в Европу езжу с «Большой переменой». С БП я продолжаю общение: волонтерю, иногда хожу на занятия – рисунок, живопись. У меня много дополнительных занятий: мозаика, иконопись при Даниловом монастыре.

– У тебя столько увлечений! А в каком направлении ты хочешь работать в дальнейшем?

– Это хороший вопрос. Пока не определилась. Хочется, конечно, заниматься и тем, и другим, но это сложно. Что-то одно все равно будет доминировать. Думаю, что все-таки это будет фотография, потому что мне интересно ей заниматься. Не потому, что фотограф – это человек-звезда! Это просто увлекательно. Ты фотографируешь и забываешь обо всем. И ты этого не понимаешь, пока не возьмешь фотоаппарат в руки. Да, пусть будут снимки не очень правильными, но сам процесс… Он, конечно, очень завлекает. И поэтому весь прошлый год я ходила в компанию Sony, они как раз работали с «Большой переменой». Одновременно я ходила на факультатив по фотографии в художке. Иконопись все-таки требует усидчивости, внимания. Нужно запереться, закрыться, отключить все телефоны, компьютеры… Это другая культура. Не каждый художник может писать иконы.

Пожертвовать