Человек, у которого украли Бога
Мне было лет пять, когда родители начали всеми способами доставать эти записи – раздолбанный магнитофон, полузатёртые плёнки… И в детстве – что там особенно хорошо слушалось? – конечно «ой, Вань, гляди, какие клоуны!» или «почему аборигены съели Кука». Но прошло несколько лет, и в репертуаре Высоцкого, а значит, и в моей жизни, появились такие пронзительные песни, как «Кто сказал, что земля умерла…», «Протопи ты мне баньку по-белому…», «Охота на волков», «Кони привередливые»...
И чем дальше, тем больший накал, всё более мучительный и страстный, не находящий выхода и разрешения. В год его смерти мне было всего десять. Но потери я не ощущала, потому как ещё много лет продолжала открывать всё новые пласты его песен. Стандартное объяснение его мучительного состояния, озвученное множеством друзей и поклонников – нереализованность творческого человека, которого зажимали, не пускали, давили...
Однако, ещё в те годы резанула меня фраза Марины Влади (в книге «Владимир, или прерванный полёт»): «Легко жить, когда тебя так не тянет к смерти». Стало ясно, что муки его и кризисы – не результат внешнего давления, но внутреннее какое-то свойство… И то правда – его не запирали в психушку, не ссылали в лагеря, у него всегда были роли в театре и кино, он был небеден и прекрасно осведомлён о всенародной любви – чего ещё желать артисту! Это теперь я знаю, что всякая душа рождается христианкой. Ею и останется, если не мешать. Как росток, она пробьётся к свету. Но что же будет, если накрыть нежное существо плотной бумагой, не пропускающей свет? Запретить всякое упоминание о Боге, объявить Его небывшим, либо злым божком, карающим горем и страданием?… То, что Высоцкий искал Бога – несомненно.
Не мог неверующий, равнодушный к духовным проблемам человек написать:
Мне судьба – до последней черты, до креста
Спорить до хрипоты, а за ней – немота,
Убеждать и доказывать с пеной у рта,
Что не то это все, не тот и не та!
Что – лабазники врут про ошибки Христа...
Или «Купола»:
В синем небе, колокольнями проколотом,
Медный колокол, медный колокол
То ль возрадовался, то ли осерчал...
Купола в России кроют чистым золотом –
Чтобы чаще Господь замечал...
Душу, сбитую утратами да тратами,
Душу, стертую перекатами, –
Если до крови лоскут истончал –
Залатаю золотыми я заплатами –
Чтобы чаще Господь замечал!
Во времена государственного атеизма – пожалуй, лишь из его уст я слышала хоть какие-то упоминания о Боге. В его стихах нередко встречаются слова церковно-славянского языка:
лик, человече, ныне, присно, во веки веков и другие. Его песни изобилуют очень нехарактерными, непривычными для советской поэзии словами: церкви, святая святых, благодать, образа, иконы, кресты, лампады, ладан, свечи, купола, малиновый звон, молитвы, крещение, первородство, апостол, дьякон, пономарь, звонарь, архангелы, ангелы, херувимы, рай. Не говоря уже об именах Божиих: Господь, Бог, Дух, Христос. Да, в ранних песнях это зачастую ирония, даже сатира но с возрастом обращение к этой теме становится всё более серьёзным и трагичным.
Вдоль обрыва по-над пропастью по самому по краю
Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю.
Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю.
Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю.
Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть!
Но что-то кони мне попались привередливые –
И дожить не успел, мне допеть не успеть.
Я коней напою, я куплет допою,
Хоть немного еще постою на краю...
Мы успели, в гости к Богу
не бывает опозданий,
Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?..
Или это колокольчик
весь зашелся от рыданий?..
Или я кричу коням,
чтоб не несли так быстро сани?..
Это плач души, блуждающей в потёмках, рвущейся к свету – но света не находящей. Ему никто не сказал, что Бог есть Любовь. Он знал о Боге, но знал лишь то, что мог почерпнуть из «официальных источников» – что это меч, карающий грешников, страх и «скрежет зубовный». Это безумный страх смерти и встречи с Богом. Автор начинает понимать, что не Бог Своей властью лишает человека райского блаженства в загробном пути, но сама отягощенная грехом душа оказывается не в силах приобщиться к этому блаженству. В песнях Высоцкого вновь и вновь образно запечатлевается состояние мучительного взыскания Бога, рая, оборачивающегося для героя трагическим разочарованием не-встречи.
Я тогда по полю, вдоль реки.
Света – тьма, нет Бога!
А в чистом поле васильки,
Дальняя дорога.
Вдоль дороги лес густой
С бабами-ягами,
А в конце дороги той –
Плаха с топорами.
В душе, побеждённой унынием, воцаряется тоска и мрак, изгоняющие Божественную благодать. Человек пытается бороться со своими страстями в одиночку, без Бога. Пытается искренне, рвётся изо всех сил «и из всех сухожилий», но, ничего не зная ни о прощении, ни о милости, неизбежно терпит поражение. Трагедия человека, у которого украли знание о Боге, не пустили к нему. Однако, в 1980 году он пишет:
Мне меньше полувека – сорок с лишним,
Я жив, тобой и Господом храним.
Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,
Мне есть чем оправдаться перед Ним.
Был ли Высоцкий крещён – достоверно неизвестно. Вот что свидетельствует вторая жена Высоцкого Людмила Абрамова. Когда она давала интервью газете «Московский комсомолец», корреспондент задал ей вопрос: «Был ли Высоцкий верующим человеком?» На что она ответила: «Судя по тому, как тактично он относился к моей сумбурной, очень бестолковой, но очень искренней религиозности, верил. У меня всё шло от любви к Толстому в большой степени, а у Володи – от жизни. В начале 1970 года он приезжал ко мне сказать, что едет креститься в Армению».
Сын поэта Аркадий тоже подтверждает факт крещения отца. В пользу того, что Высоцкий действительно принял крещение, говорит и такой факт: сохранилось несколько его фотографий, на которых он в рубашке с расстегнутым воротом, и хорошо видно большое серебряное распятие у него на груди. Известно, что дома у Владимира Семеновича были иконы и кресты. Поэтому сегодня, в день памяти В. Высоцкого, я прошу ваших молитв за этого человека – искреннего и, надеюсь, успевшего «в гости к Богу»...