Антон и Виктория Макарские: «За нашего ребенка молились не мы одни»

«Мы всегда хотели иметь детей, мечтали о них с первого дня семейной жизни. Но получилось, что ждать пришлось 13 лет. Сейчас совершенно очевидно: рождение Маши — это подарок Небес, чудо. Нам потребовалось время, чтобы понять самое важное, иначе взглянуть на себя и окружающий мир». О том, как им дается роль родителей, Виктория и Антон Макарские рассказали, пригласив «ТН» в свой дом в Тель-Авиве.

Виктория: За полгода до того как я забеременела, мы были с концертом в Набережных Челнах. «Вот увидишь, это наш последний концерт!» — сказал Антон перед выходом на сцену. Потому что на следующий день мы должны были отправиться в Болгар к батюшке Владимиру, за благословением к которому едут люди со всего мира. Повод поговорить с мудрым человеком такой: с мужем в то время творилось нечто, на мой взгляд, ужасное. Уже два года он мучил меня, просто мозг выносил, твердя, что ему надо уходить из профессии и что актерство идет вразрез с его взглядами на жизнь, религию и духовность. Я ему: «Антоша, ты радуешь людей своим талантом. Разве это не служение Богу?!» А он в ответ: «Что ты такое говоришь, глупая женщина? Кто я такой, что я такого сделал в жизни, чтобы хоть кого-то порадовать? Я отвлекаю людей, а не радую. И ничего хорошего в творчестве не сделал…»

Антон: Да, это правда. Я живу в постоянном конфликте с самим собой. Мне все время приходится мириться с тем, что вызывает в душе явный протест, и делать то, что, мягко говоря, совсем не нравится.

Виктория: Так вот, когда мое терпение лопнуло, я предложила: «Если для тебя отец Владимир авторитет, то сделаем так: получишь его благословение на новую жизнь вне актерской профессии, пожалуйста, бросай все и занимайся чем-то другим. Я с радостью приму любое решение и буду с тобой!» В общем, поехали в Болгар с вопросом: что нам обоим делать? И услышали: «Антон, ты на своем месте. Иди, радуй людей. Виктория — пой». Точка.

Антон: У меня аж слезы навернулись на глаза… Не то чтобы расстроился… Скорее от неожиданности. Честно говоря, я был абсолютно уверен: отец Владимир подтвердит мое мнение, что занимаюсь не тем, чем надо. Второй вопрос к нему у нас был такой: почему Вику так часто обманывают? Ей сильно «везет» на непорядочных людей! Ответ батюшки нас успокоил: «Надо научиться не давать повода. Благодарите Бога, что сами не обманываете… А тех людей пожалейте и помолитесь за них». И уже уходя, мы спросили: «Почему у нас нет детей? Ведь мы абсолютно здоровы».

И вдруг отец Владимир говорит: «Медицина тут ни при чем. Не ходите больше по врачам, у вас и так будет ребенок. Молитесь, читайте акафист «Нечаянная радость» каждое воскресенье в половине девятого вечера по московскому времени. Во всем мире в этот час люди молятся о даровании детей. А коллективная молитва, как известно, самая сильная». Конечно, такой вести мы обрадовались и больше к врачам не обращались.

Знаем, что за нашего ребенка молились не мы одни. Очень многие знакомые и даже незнакомые люди переживали за нас.

А сразу после поездки к отцу Владимиру раздался телефонный звонок. Женщина, представившись матушкой игуменьей Евсевией Симферопольского Свято-Троицкого монастыря, где находятся мощи святителя Луки, сказала: «Наш священник просит передать вам монастырские продукты. Питайтесь ими, ведь скоро в вашей семье случится пополнение». И от них пошли посылки: орехи, хлеб, масло, травяные сборы и настойки, мед… Вот такие чудеса­.

Виктория: Что-то странное со мной стало твориться в Америке. Сначала потянуло на острое, и в ресторане я то и дело заказывала перец чили. Антон был в ужасе: острое я всю жизнь терпеть не могла. Теперь же ела эти невозможно жгучие перцы, даже не морщась. А когда возвращались в Москву, мне судорожно захотелось красного вина. Притом что к тому времени я уже больше двух лет спиртное вообще не пила. А тут как наваждение — умираю, хочу вина.

Из-за этого мы чуть не поругались. Антон заявляет: «Ты беременна, пить нельзя». Я смеюсь, шучу в ответ что-то типа: «Не издевайся над старой, больной женщиной!» И прошу стюардессу принести бокал. Антон берет его из моих рук и говорит: «Вот прилетим, сделаешь тест — если не беременна, напьемся вместе». Я уперлась: «Сейчас хочу, даже руки трясутся, отдай!» Короче говоря, выпила два бокала. Антон надулся и весь полет со мной не разговаривал. В Москве в тот же вечер делаю тест и, честно говоря, глазам не верю. Две полоски! Уже позже врач объяснил эту странную тягу на острое и красное вино: организму будущей матери необходимо хорошее крово­снабжение.

— Вот, наверное, радости-то было, когда узнали, что в положении!

Виктория: Первой реакцией у меня была не радость, а… тревога! В голове застучало: так, что теперь делать?!

Шок был у обоих. Смотрю растерянно на Антона, а он руками машет: «Подожди, не трогай меня. Боюсь спугнуть…» И ушел в другую комнату.

Я была потрясена новостью, потому что если беременна, значит, петь больше нельзя, а у нас плотный гастрольный график…

— А какая связь между пением и беременностью?

Виктория: Как-то один именитый гинеколог, побывав на нашем концерте, сказала мне: «Вика, а ведь ты так никогда не выносишь ребенка. Поешь в широчайшем диапазоне и с таким накалом, что энергии хватит только на одну тебя, плод не завяжется, а если и завяжется — не удержится. Поэтому вряд ли ты вообще забеременеешь. Но если это случится, помни: тебе надо будет закрыть рот и молчать все девять месяцев». Ее слова я хорошенечко запомнила и теперь, глядя на полоски теста, лихорадочно соображала, как быть с концертами, благотворительным проектом и альбомом, который записывала в Америке. При этом, если честно, боялась, что тест ошибочный и мелькнувшая надежда напрасна.

На следующий день едем к врачам, мне делают УЗИ и… ничего не видят. Предлагают: ложитесь в больницу, понаблюдаем. А я уже чувствую: беременна­!

Звоню отцу Владимиру и слышу: «Улетай из Москвы первым же самолетом». Он знал, что мама Антона живет в Израиле и мы у нее часто бываем. А насколько в этой стране развита медицина, известно всем. В общем, тем же вечером я оказалась в Тель-Авиве.

Из аэропорта звоню друзьям, прошу: «Делайте что хотите, но покажите меня доктору — до утра не дотерплю».

В половине двенадцатого ночи подъезжаю к частной клинике, меня встречает милая женщина, открывает своими ключами кабинет УЗИ и уже через пять минут спокойно говорит, показывая на крошечную точечку на экране: «И шо ви так рыдаете, мамаша? Вот-таки ваша беременность! Мазаль тов!» (В переводе с иврита значит «Удачи!».)

— А рыдали-то вы от чего?

Виктория: На тот момент мне было тридцать восемь с половиной лет! И это моя первая беременность! А когда в таком возрасте впервые в жизни появляется реальный шанс родить, оказываешься на грани сумасшествия. Мир переворачивается: была одна Вика Макарская, а стала совершенно другая. Включился звериный инстинкт: я вынашиваю малыша и обязана его сохранить. Первый раз появилось какое-то жертвенное материнское чувство — поняла, что готова умереть за своего ребенка, лишь бы он жил! И это реальность, а не фигура речи… Когда узнала, что стану мамой, абсолютно все, что раньше казалось важным, ушло на задний план. Не могу сказать, что с этой минуты я стала меньше любить Антона, нет. Но, кроме собственного живота, меня больше ничего не интересовало. Туда ушло все: вся нежность, любовь и все интересы. (Смеется.)

Уже на следующей неделе я через Интернет доделала незавершенные дела, чтобы не подводить людей, отключила телефоны и посвятила жизнь Маше. Когда мы с Антоном только познакомились, мне приснился сон, что у нас родилась дочь. Девочка во сне серьезно попросила назвать ее Марией. Я всегда помнила про это. В общем, будучи беременной, я целыми днями слушала хорошую музыку, разные познавательные лекции — по истории, философии, православию, гуляла вдоль моря и каждой клеточкой своего тела ощущала: живу за двоих.

Антошка отменил все, что только можно, и был с нами месяц-полтора.

— Я удивилась, когда увидела в прессе фотографии беременной Вики и интервью про то, что наконец такое чудо случилось. Скажите, вы не боялись сглаза? Ведь многие будущие мамочки скрывают беременность от посторонних­.

Виктория: Представьте себе, что бы­ с нами было, если бояться сглаза. Сколько несчастных женщин наверняка бегали по колдунам, чтобы приворожить Макарского, а он все со мной. Осознанно вредить людям — это же полнейшая духовная безграмотность и мракобесие! Верующий человек должен бояться только Бога, а уж никак не людей или каких-то проклятий. Мы ходим в храм, причащаемся, так что глупо нам чего-то бояться. Живи правильно, не желай никому зла, люби Бога и ближних — и никакой сглаз не возьмет.

А снималась я в положении просто потому, что мы артисты, а это часть нашей профессии — и ничего более. Я рассказала СМИ, почему не езжу на гастроли. Кстати, именно после этих публикаций поползли слухи, что у нас суррогатное материнство. Причем да­же мой помощник, живущий в Мос­кве, с которым мы знакомы много лет, спросил недавно: «Вика, я же не видел тебя беременной… Скажи правду, ты сама рожала?» Ну что тут поделаешь? Всей стране показать шов от кесарева сечения? (Со смехом.) Мы с Антоном в отличной физической форме, здоровы, забеременели сами, и суррогатная мама нам не нужна.

Самое глупое, что можно сделать, это начать что-то кому-то доказывать. В Интернете очень много агрессивно настроенных, необразованных людей, я давно не реагирую на их некомпетентные высказывания, да и вообще их не читаю.

Как-то одна знакомая прислала электронное письмо, где с возмущением сообщила, что была обо мне лучшего мнения: мол, я завралась и пишу в СМИ глупости вроде того, что после кесарева сечения выписалась домой на третий день, а не на 15-й, как она сама. «На 11-й день после родов Макарская пела на сцене? Да женщина месяц «лежит в лежку» после кесарева!!! Суррогатная мать, однозначно!» Я ей ответила: «Лера, вы меня знаете давно. Пиаром мы с Антоном никогда не занимались, перед выходом альбома и накануне кинопремьер не разводимся, скандалов не устраиваем. Поймите, медицина в Израиле абсолютно на другом уровне, чем у вас в селе Сеньково». Наверное, она так и не поверила, потому что потом даже не извинилась.

Еще, пожалуйста, напишите в вашем уважаемом издании, что никакой страшной разницы в возрасте у нас с Антоном нет. Мне — 39, а ему — 37! Так забавно, когда на улице подходят люди и удивленно тянут: «Ой, какая вы молодая и хорошенькая, а мы в Интернете читали, что вам за 50, а Антону — 25!» Как-то ради любопытства посмотрела эти публикации. На фотографиях рядом с Антоном действительно какая-то ужасно неприятная женщина… Кто и где так меня сфотографировал — остается только догадываться. (Смеется.)

— Появления Марии Антоновны вам пришлось ждать 13 лет. Часто ли ощущали отчаяние? Не мелькала ли мысль расстаться, раз при полном здравии обоих не удавалось забеременеть­?

Антон: Зачем расставаться, если есть любовь?! Ну нет детей, значит, не наш путь, не наша судьба. «Ребята, Машенька родилась у вас через столько лет…» — говорят нам. А мы шутим в ответ: «Были в истории и более длительные примеры ожидания детей. Скажем, Авраам и Сара. Она родила в 90!» А нам с Викой не так уж и много лет, и отчаяния не было никогда.

Виктория: Переживала и плакала я. Антон как-то всегда спокойно все воспринимал. Особенно жутко стало после теста на генетическое родство. Выяснилось, что мы с ним чуть ли не родственники — 50?% совместимости фе­­­нотипов и генов­!

Однажды замечательный врач предположила: «Бывают случаи, что у пары нет детей, потому что по генам они как брат с сестрой. Может быть, с вами та же история?»

Антон: И мы решили проверить. Обратились в Институт генетики и услышали, что ничего страшного, процент генной совместимости бывает и выше.

Виктория: Да нет, Антон! Ты все забыл и путаешь! Это в Израиле нам сказали, что 50?% совместимости генов — естественно для европейских людей с еврейскими корнями. А тогда в Москве нам заявили, что иметь детей при таких результатах опасно — большой риск. Я разрыдалась прямо в кабинете доктора, а Антошка и ухом не повел. Смеялся: «Любимая, ты мне явно не сестра. Всего каких-то 50?%! Это несерьезно!»

Пожертвовать