"Научи меня быть похожей на тебя…"

Принцесса Аликс Гессенская, родившаяся в 1872 году, впервые встретила Цесаревича Николая Александровича в 1884 году на свадьбе своей сестры Эллы с Великим князем Сергеем Александровичем, дядей Николая Александровича. В марте 1889 года 17-летняя Принцесса Аликс посетила Россию во второй раз, и с тех пор между нею и Николаем Александровичем стала расти взаимная симпатия. После пяти мучительных лет, когда Аликс осознала, что если не откажется от своей лютеранской религии, не сможет вступить в лоно Русского Православия, как требовалось от Супруги Русского Монарха, она, наконец, в апреле 1894 года решила поменять религию и была помолвлена с Цесаревичем Николаем Александровичем.

Ее письма к Николаю Александровичу — это самое точное свидетельство, которое мы имеем о внутренней жизни прекрасной молодой девушки, ставшей позже Императрицей Всероссийской. В письмах ее прослеживается несколько жизненных линий, самая очевидная из них — это глубина взаимной сильной любви. Вторая — это беспокойство из-за принятия новой религии и православных обрядов, которые она хотела постичь всем сердцем и душой до своего формального обращения в новую веру. Третье — это постепенное угасание отца Николая Александровича — Царя Александра III, что сильно омрачало последние месяцы их помолвки.

Эти письма имеют для России и для всего мира историческое значение. Вера, самопожертвование и благородство, столь редкие для людей, светят со страниц писем и побуждают любить их, даже если бы они и не были такими известными историческими личностями.

(Переписка начинается по возвращении Цесаревича Николая Александровича в Россию после его обручения 18 апреля 1894 года с Принцессой Аликс в Кобурге в Германии.)

Ожидая ареста Временным правительством после отречения от Престола Николая Александровича в 1917 году, Александра Феодоровна сожгла многие дорогие ей письма юных лет, боясь, что они попадут в руки революционеров. Среди сожженных ею бумаг были дневники, написанные в годы замужества, письма от ее бабушки, Королевы Виктории, от отца, брата, сестер и первые 45 писем, которые она получила от Цесаревича Николая Александровича после их помолвки. Таким образом, его первое письмо, напечатанное здесь, датировано 12(24) июля 1894 года под Н-46. Письма помещены здесь не строго по порядку их номеров, однако те, которые содержат ответы на вопросы или продолжают обсуждение какой-то темы, помещены вместе, как они были бы получены.

Красное Село,
3/15 августа 1894 года,
письмо Н-66.

Моя дорогая любимая Алики,

Мы только что закончили завтрак, и, так как я сейчас свободен, имею желание сесть и поболтать с моей малышкой. Дорогая, не считай меня глупым, но я не могу начать ни одного письма, не повторив то, что постоянно чувствую и о чем думаю: я люблю тебя, я люблю тебя. О, милая, что это за сила, которая навсегда сделала меня твоим пленником? Я ни о чем не могу думать, кроме тебя, моя родная, и я отдаю свою жизнь в твои руки, большего я не могу отдать. Над моей любовью, каждой ее капелькой, ты имеешь полную власть! Хоть мы и в разлуке, но наши души и мысли едины, не правда ли, дорогая? О, моя Алики, если бы ты только знала, сколько счастья ты мне дала, ты была бы рада и ничто не потревожило бы мира твоего сердца. Как бы мне хотелось быть рядом с тобой, шептать тебе на ушко нежные слова любви и утешения ничто не печалит меня больше, чем мысль, что по моей вине, хотя и невольной, ты терзаешься, а я не могу тебе помочь, находясь от тебя вдали! Молитва так облегчает всем тяжесть земного бремени. И, милая, пожалуйста, всегда пиши мне, если тебе понадобиться что-то узнать. Говори прямо и откровенно. Никогда не бойся сказать мне все, что захочешь. Мы должны все знать друг о друге и всегда помогать друг другу, правда ведь, дорогая?

Вольфсгартен,
18 августа 1894 года,
письмо А-76.

Мой дорогой Ники,

Я посылаю тебе самую нежную благодарность за твое дорогое письмо (№ 66), которое утешает меня, хоть мне и хочется быть с тобой сейчас. Мои мысли всегда с тобой. В твою честь я одела ярко-красное платье с белыми кружевами и изумрудами…

Ты знаешь, что Элла еще не написала бабушке? Бабушка мне сегодня об этом телеграфировала. Ну, я ей собираюсь написать письмо и высказать все, что думаю. Как можно так небрежно относиться к бабушке…

Да, чадо мое, действительно, наши души и помыслы едины, несмотря на разлуку, ведь только тела разлучены. Наши души и сердца вместе, и ничто не может их разделить. Милый, не терзайся, что, хотя и невольно, ты якобы заставил меня мучиться. Наоборот, твоя великая любовь помогает мне все переносить. Да, любимый, сначала это было ужасно тяжело, и эти уроки в Виндзоре стоили мне большой боли и невыплаканных слез. Но он (священник) был добр, ты был любящим, а Бог милосердным, и я постепенно преодолела себя. Он был добр, но сейчас, когда я читаю для себя, иногда встречаю вещи, которые меня пугают, или когда думаю о старых временах, не очень давних, например, во Франции, когда люди предпочитали скорее быть расстрелянными, чем переменить свою веру, а я вот пойду и сделаю это! В общем, как я себя чувствую, не описать. Мы можем только молиться, чтобы Господь помог мне, и мне помогает также мысль о тебе. Я знаю, что полюблю твою религию. Помоги мне быть хорошей христианкой, помоги мне, моя любовь, научи меня быть похожей на тебя. Но сейчас я больше не буду говорить об этом, я и так уже плакала из-за этого. К тому же я устала — я знаю, что Бог поможет мне ради Сына Своего Иисуса Христа, Который пострадал, чтобы спасти нас всех. Молись за меня, любимый. Так приятно, что я могу все тебе рассказать, и ты понимаешь меня…

Я должна идти в церковь… мой бесценный, которого я так люблю… и которому я полностью доверяю.

Много раз тебя нежно обнимаю, мой дорогой, родной Ники, твоя,

Красное Село,
4/16 августа 1894 года,
письмо Н-67.

Моя родная, бесценная, дорогая Алики,

С любовью целую тебя и горячо благодарю за твое письмо (№ 70).

…Иногда не имеет значения, что ночью я сплю два или три часа, я досыпаю днем. У меня горит лицо, потому что с 4.30 до часу дня я был на жарком солнце… Совсем разные вещи — жить и дышать воздухом, к которому ты привык, или вести здоровый образ жизни в лагере! В городе у нас в три раза больше людей, чем здесь. Мы должны были пройти довольно большое расстояние, а потом у нас два часа был привал, и я и многие другие превосходно выспались в мягкой траве, завернувшись в шинели. После этого прошел великолепный бой, в котором было занято примерно 36.000 военных! Присутствовали Папа и Мама, и все были так рады их видеть!

Весь вечер я провел в Красном. Мы обедали в 7 часов с Семьей, ужинали у тети Михен на балконе при лунном свете. Представляешь, после того, как я полчаса любовался ею (луной, а не тетей Михен), я увидел на ней два лица, скучающих друг по другу. Доброй ночи, и да благословит тебя Бог, моя любимая, дорогая малышка.

Крошка, отдохни немного,

Ангелы тебя хранят!

И благословенья Бога

С Неба на тебя летят.

Всегда, драгоценная моя Аликс, твой вечно любящий, глубоко преданный и верный старина,

Вольфсгартен,
20 августа 1894 года,
письмо А-77.

Мой родной, дорогой Ники,

Целую тебя и нежно-нежно благодарю за твое дорогое письмо, которое я получила сегодня утром за завтраком. Ты сейчас, видимо, очень занят — такие ранние подъемы и длинные переходы. Как, наверное, кузены наслаждались днем на открытом воздухе, несмотря на всю эту стрельбу! Я помчалась под проливным дождем к Эрни, чтобы спросить его, что происходит, так как видела, что мимо проскакали три солдата-кавалериста, и я слышала, что все время идет какая-то стрельба. Он думает, что это небольшое кавалерийское учение и что они портят нам дороги вокруг дома. Его это никогда не интересовало. Я не могу этого понять. Я обычно бегу посмотреть на солдат, это мне нравится больше всего. Мне хочется вскочить на лошадь и помчаться посмотреть, что они делают, а я вместо этого должна сидеть дома, учить русский язык и смотреть, как барабанит по стеклу дождь.

Много нежных поцелуев и да благословит тебя Бог.

Красное Село,
5/17 августа 1894 года,
письмо Н-68.

Родная моя,

Много раз нежно благодарю тебя и с любовью целую за твое дорогое письмо (№ 71), которое я едва нашел время прочитать. Сегодня день был очень напряженный. Я ничего не делал, только носился взад и вперед между домом родителей и лагерем. Прилагаю письмо, которое Тория написала здесь в страшной спешке. Ей так хотелось повидать мою хижину, поэтому я привез ее сюда на полчаса. Я надеюсь, милая, что ты на меня не рассердишься — ты знаешь, что она мой лучший и самый старый друг. Здесь она всем нравится, но, боюсь, шансов остаться в России у нее нет. Я получил очаровательный, добрый ответ на мое письмо бабушке, она вложила также письмо для Ксении. Она сейчас называет тебя “наша дорогая Алики” — мне нравится это “наша”, но это вызывает во мне ревность — она так долго была с тобой, сейчас моя очередь!

Сегодня мы опять маршировали взад-вперед перед лагерем. Я обедал с родителями и множеством генералов… была страшная жара. Я едва успел вернуться и сломя голову помчался в палатки, где проходила наша вечерняя служба. Все солдаты столпились вокруг. Было красиво, великолепный закат солнца, настоящий летний вечер…

Спасибо, мое Солнышко, за все добрые, любящие слова в твоем письме. Ты не представляешь, как ты меня ­обрадовала и как я тебе благодарен за это, но сейчас должен заканчивать.

Доброй ночи, Алики, мое ангельское сокровище. Нежный поцелуй от твоего глубоко любящего и преданного старого,

Вольфсгартен,
20 августа 1894 года,
письмо А-78.

Сегодня четыре месяца со дня нашей помолвки, и мысли мои летят назад в Кобург — забуду ли я когда-нибудь переживания того дня и то, что он мне принес? Я не заслуживаю этого подарка, который Бог дал мне после пяти лет отчаяния — пусть Он сделает меня достойной его. Мой милый мальчик, каким добрым и любящим ты был, я постоянно думаю о тебе. Было такой радостью получить сегодня два твоих драгоценных письма, а вчера не пришло ничего из-за выходного на почте. Спасибо за них и за письмо от Тории. Пожалуйста, поблагодари ее за меня и скажи ей, как меня тронуло ее послание из твоего маленького домика. Я не сержусь, дорогой, наоборот, я рада, что она у тебя есть. Я знаю, что она твой лучший друг и что вы преданы друг другу. Теперь я должна сознаться, что когда ты ездил в Сэндринч-Хэм, я чувствовала себя несчастной, зная, что вы будете проводить вместе много времени, и я так злилась на себя за свою ревность, ревность — это ужасно, и за то, что я так эгоистична и хочу, чтобы ты был только со мной. Я рада, что сейчас вы вместе, и хорошо, что я смогла преодолеть это дурное чувство. Я ее нежно люблю и ни за что на свете не захотела бы разрушить вашу дружбу, она ведь дольше тебя знает и больше видела, и знает тебя лучше, чем я. И я рада, что у тебя есть такой любящий, дорогой друг. Да благословит Бог вашу дружбу и пусть она сохранится навсегда. А у меня это было сиюминутное, нелепое чувство. Какая глупость!

…Сегодня днем мы ездили в Дармштадт и попали под ливень. Мы осмотрели комнаты: комнаты Даки сейчас отделываются. Ты не представляешь, как мне каждый раз больно видеть комнаты Мамы, измененные и принадлежащие другому человеку, который вряд ли вообще ее помнит. Комнаты Папы тоже частично изменены, и это печалит меня: из них исчезли дорогие воспоминания, но они остались в сердце. Более обыкновенного мне сейчас недостает его. Каждый раз, когда я езжу туда, расстраиваюсь, а должна выглядеть как ни в чем не бывало. Я быстро прошла в свои комнаты, чтобы найти нужные мне вещи. Мы пили чай, а после него спустились в конюшни посмотреть на лошадей…

…но сегодня светят звезды, надеюсь, погода улучшится. Она все время пытается. Ну, я должна идти в постель, мои бедные ноги так устали.

Доброй ночи и да благословит тебя Господь, а Его ангелы да хранят тебя — я уверена, что наши мысли встретятся…

Петергоф,
9/21 августа 1894 года,
письмо Н-72.

Моя родная, дорогая Аликс,

Меня просто очаровало твое дорогое письмо (№ 75), полученное сегодня днем. Нежно благодарю тебя за него и за фиалки, которые все еще нежно пахнут. Я не могу понять, кого ты называешь дикой коровой. Это обычная корова или, может, что-нибудь другое? Если бы у вас там было несколько казаков, они бы ее за несколько часов поймали — конечно, корову поймать легче, чем дикую лошадь!

Милая, меня глубоко тронуло, что ты думала о полке в день его праздника — им всем было очень приятно получить твою добрую телеграмму. Ты так хорошо помнишь все их имена. Я сегодня спросил Маму о Шнайдерляйн — она согласилась, что для тебя, чтобы улучшить твой русский язык, самым лучшим было бы держать ее при себе несколько лет, когда ты приедешь сюда. Я так рад, что это можно организовать, ведь ты хотела этого для нее!..

Я слышал, что скоро мы собираемся в другое место, рядом со Спалой, в Беловежу, знаменитый огромный старый лес в Польше. Шнайдерляйн может тебе рассказать про него. Это единственное место в Европе, где еще обитают зубры, более крупные, чем в Америке… Потом там много другой крупной дичи: лосей, медведей, кабанов, волков, оленей и т.д. Я там никогда не был, а дедушка ездил довольно часто. Папа построил там новый дом, потому что старый сгорел несколько лет назад.

…Днем мы все ходили за грибами. Папа берет корзинку, которую я специально для него купил в Кобурге, он считает ее очень удобной. Я не очень люблю это развлечение, но я уже целую вечность не собирал грибов! Как странно, всю жизнь я очень люблю есть грибы и совсем не люблю их собирать.

Поздно, спать хочется, так что спокойной ночи, бесценная моя девочка, моя Алики, мое Солнышко. Спи спокойно, пусть тебя хранят ангелы, моя любовь… твой любящий и глубоко преданный,

Петергоф,
7/19 августа 1894 года,
письмо Н-70.

Моя родная бесценная Алики,

…Мы начали ужин в полночь, а ушел я в 5.15. утра, до смерти устав за ночь. Все время я думал о тебе, любовь моя, хотя был вынужден делать вид, что веселюсь вместе со всеми. Костя за столом громко прочитал вслух твою милую, написанную на французском, телеграмму. Они просто взревели, стали пить за твое здоровье. Пели цыганки, старый Христиан чуть не потерял из-за них голову спроси Эрни, помнит ли он песни в их полку зимой 1889 года?

Дорогой Папа чувствует себя не очень хорошо. Он выглядит таким усталым и должен все время отдыхать. Сегодня он даже решил, что большие маневры следует отложить до следующего года, так как он чувствует себя слабым и думает, что не сможет поехать на маневры. Так что, возможно, мы отправимся на охоту раньше, для него это будет лучше всего — проводить полный день на свежем воздухе и не читать до полуночи всякие бумаги. Как только я узнаю дату нашего отъезда, я сообщу тебе… Мы будем рядом друг с другом — какая радость!

Большое спасибо за твое нежное письмо.

Волфсгартен,
22 августа 1894 года,
письмо А-80.

Мой родной,

Посылаю тебе нежнейшие благодарности за твое такое дорогое письмо (№ 70), которое меня радует и в то же время печалит. Твой дорогой Отец, мне грустно было узнать, что он плохо себя чувствует и выглядит усталым, но хорошо, что он отложил большие маневры до следующего года. А отчего он себя так чувствует — это все еще последствия гриппа? Кажется невозможным представить себе, что этот большой сильный человек нездоров, и это так печально. Пусть он позаботится о себе. Передай ему от меня самый нежный привет, хорошо? Твоя бедная Мама, должно быть, так несчастлива — одна забота за другой. Я думаю обо всех вас.

Я рада, что обед для тебя прошел хорошо, мой мальчик. Ужасно, что моя негодная телеграмма была громко прочитана вслух. Надеюсь, что с завтрашней почтой доставят фотографии твоего домика. Мне будет очень интересно посмотреть, где живет мой любимый… После чая мы с Даки собирали грибы. Постоянно идет дождь. Мэй сегодня, когда был у нас, так замечательно пел венецианские песни прошлого года, если бы ты их слышал, ты бы больше не смеялся над моей тоской по Венеции. Милый, ты должен снова повезти меня туда — мир и красота видов, закаты над лагунами и морем, цветные паруса рыбачьих лодок — слишком прекрасно, чтобы описать словами…

Мой любимый, спи спокойно и крепко, чтобы завтра на большом параде быть свежим, как хотелось бы быть на нем с тобой. Да благословит и да хранит тебя Бог и пусть Его ангелы хранят тебя от всяческих бед и напастей…

Петергоф,
11/23 августа 1894 года,
письмо Н-74.

Моя родная,

Так благодарен тебе за твое доброе письмо (№ 77), которое пришло днем в обычный час. Как ты узнала о том, что мой Отец не совсем здоров? Я получил и от бабушки телеграмму с вопросом о его здоровье. Но, слава Богу, беспокоиться нечего. Это просто переутомление от того, что все эти годы он работал до поздней ночи. Старый доктор из Москвы говорит, что он должен отдохнуть пару месяцев и на время сменить обстановку. Вот почему поездка в Польшу, где воздух сухой, будет для него очень полезна! Мы уезжаем туда сегодня на неделю, но если что-нибудь изменится, я сразу же тебе дам телеграмму. Бедный Папа в очень подавленном настроении из-за того, что попал в руки докторов, что само по себе неприятная вещь, которую, увы, не всегда удается избежать. Для него это более чувствительно, чем для других, потому что за всю свою жизнь он болел только дважды — 22 года назад и этой зимой! Мы, как можем, стараемся его ободрить, и сейчас он доволен, что поедет туда… Плакучая Ива тоже туда едет. Грек Ники тоже! О! Солнышко мое, если бы ты только была здесь, я бы чувствовал себя совсем иначе, нежели сейчас. Но довольно об этом! Сейчас я должен бежать вниз и на лошади мчаться к другому дому. До свидания, да благословит тебя Бог, моя родная Алики.

Вольфсгартен,
26 августа 1894 года,
письмо А-83.

Мой родной бесценный Ники,

…Прошлой ночью я не могла написать, было ­довольно поздно, и мои бедные ноги просились в постель — вчера был великолепный день, но ужасно жаркий, ­сегодня — то же самое. Виктория, Людвиг и Алиса приехали ­вчера и останутся до вторника. Виктория и Тора, конечно, ­дразнят друг друга, как два больших ребенка, и всех нас ­смешат. Они играли в теннис, а после чая мы с Даки выезжали и собирали грибы. Я надеюсь, что почтальон принесет мне пись­мо от тебя, так как 24-го я ничего не получила, а вчера было только одно. Видишь, какая я жадная. Чем больше у кого-то чего-то есть, тем больше ему нужно. Они приходят завтракать в мою комнату, так что все в беспорядке, вся софа завалена книгами, бумагами и ­рисунками.

Да, я очень скучаю по тебе — это ужасно, но ты совершенно прав, что не просишь отпуск. Как был бы разочарован бедный Плакучая Ива, если бы не повидался с тобой, и я уверена, что Маме с тобой гораздо спокойнее. Когда ты приедешь, мы это наверстаем, не правда ли? Мы не должны быть эгоистами — просто постарайся приехать сюда, хоть на несколько дней. Я так рада, что старый доктор не беспокоится о твоем Отце и что ему нужен только отдых. Но для такого сильного человека внезапно почувствовать себя слабым, должно быть, так тяжело. Передай ему, пожалуйста, мой самый нежный привет. И, пожалуйста, сообщи мне о его здоровье…

Я только что вернулась из церкви, где молилась за тебя. Служба была хорошая. Сильная жара и боль в моих ногах сводят меня с ума. Так трудно смеяться и быть веселой, когда так больно…

Будь умницей и не сердись, что сегодняшнее мое письмо такое короткое, но я хочу немного отдохнуть и взглянуть, как там Даки, так как у нее все еще болит голова, и, возможно, она хочет, чтобы я ей почитала.

До свидания, да благословит тебя Бог, много раз нежно тебя целую, мой любимый. Глубоко тебя любящая,

Фрагмент из книги «Дивный Свет». Государыня императрица Александра Феодоровная Романова. Дневниковые записи, переписка, жизнеописание. Купить книгу можно в интернет-магазине «Русский Паломник»

Пожертвовать